Тормоза для блудного мужа

– Доча, поужинай, небось живот от голода подвело!

А я отказываюсь, мне-то есть неохота. Мама упрашивала, иногда плакала. Я ее очень-очень любила, но правду о том, как недавно от пуза наелась, рассказывать не собиралась. Она могла Степану проболтаться. И сидеть тогда мне не в уютной кладовке, а в старой бане, где вместо еды одни ржавые тазики. Отчим строгий был, суровый, своих детей не имел, вот и держал меня в ежовых рукавицах, боялся, что я, как мой непутевый отец, плохо кончу. Тот любил выпить, хотя совсем уж пьяницей его нельзя было назвать, наливался Борис Арнольдович примерно раз в две недели. К сожалению, отцу хватало небольшой дозы, чтобы потерять человеческий облик, он от алкоголя зверел.

– Ты называешь Степана отчимом, а почему у них с твоим отцом отчества одинаковые? – удивилась я.

– Мама после смерти моего отца вышла замуж за его брата, – уточнила Вера.

– Водка, словно лакмусовая бумажка, – вздохнула я, – лишает человека тормозов, и все, спрятанное под маской воспитания, вылезает наружу. Хочешь узнать, каков мужчина на самом деле, посмотри на него после хорошей дозы спиртного. Становится злобным, лезет драться? Мгновенно засыпает? Превращается в ласкового теленочка? Пословица про пуд соли права, но, на мой взгляд, эти шестнадцать кило надо еще запить канистрой самогонки – вот тогда точно поймешь, с кем имеешь дело^[8].

Вера кивнула:

– Согласна. Но мама, выходя за Бориса замуж, не подозревала, в какое чудовище он может превратиться.

Собеседница осеклась, глянула на часы и спросила:

– Яцек назначил встречу на одиннадцать, времени полно, домой ехать до визита к ювелиру не хочу. Вот и болтаю! А тебя, наверное, семья ждет!

Я быстро сказала:

– Нет-нет.

Понимаете, я совсем неопытная ведущая. Я никогда не училась этому искусству, искренне считала, что ничего сложного в данном ремесле нет, и согласилась работать в студии, наивно думая, что съемки занимают два часа в день. В полдень начнут, самое позднее около пятнадцати завершат, и можно гулять. Я и не предполагала, какой это физически и морально изматывающий труд. Расскажи мне кто на момент подписания договора правду, я бы крепко подумала: оно мне надо – превращаться в рабу съемочной группы? Впрочем, я бы не поверила человеку, услышав от него честное заявление: «Дашенька, не суйся, станешь уставать, как ездовая лошадь».

Но, даже будучи неофитом, я успела понять простую вещь. Программа строится вокруг героя. Если он зажат, стесняется, мямлит, с трудом отвечает на вопросы, боится ведущего и цепенеет, едва с потолка опускается камера, то ничего хорошего не получится. С человеком надо подружиться, вот тогда он раскроется с лучшей стороны, и получится замечательный, как говорят на канале, продукт. К сожалению, расположить к себе главное действующее лицо передачи не всегда удается, как правило, на беседу с ним у ведущей элементарно нет времени. Вера сейчас настроена поболтать по душам, и я могу предоставить ей эту возможность – ведь впереди ничем не занятый вечер.

Я налила себе еще чаю.

– Живу одна, дети в Париже, дома лишь собака Афина да ворон Гектор. Спешить мне совершенно некуда! Ты говорила про старую баню. Надо ли понимать, что в детстве ты жила в Подмосковье?

Вера наморщила нос.

– Нет, у нас был частный дом в районе метро «Преображенская».

– Твои родители были богатые и знаменитые? – поинтересовалась я. – В советские годы личный особняк в столице – это круче, чем сейчас коттедж на Рублевском шоссе.

Вера широко улыбнулась.

– Правда, красиво звучит? Частный дом в районе метро «Преображенская»! Мое детство, отрочество и юность прошли на базаре. В глубине квартала находился, как тогда говорили, колхозный рынок.

Я превратилась в слух, а Орлова ударилась в воспоминания. Оставалось удивляться ее способности восстанавливаться после тяжелой болезни. Не знаю, как чувствуют себя другие люди, выходя из комы, а наша героиня все помнила и могла рассказать о своем прошлом в мельчайших деталях.

Мать Веры, Алла Мамалыгина, происходила из социальных низов, она была дочерью уборщицы Анфисы Григорьевны, а про своего отца ничего не знала. Жила Алла на задах шумного базара. Частный дом представлял собой избу с русской печью. Ни центрального отопления, ни горячей воды, ни канализации. Очень давно, до Второй мировой войны, в том месте была деревня, которую ликвидировали, когда Москва начала разрастаться. В нынешние времена район метро «Преображенская» – почти центр столицы, а в детстве Аллы это была окраина с дурной репутацией. Село снесли, на его месте построили пару блочных многоэтажек, но избенка Анфисы Григорьевны чудом сохранилась. По какой причине ее не тронули? Нет ответа на этот вопрос, но Анфиса Григорьевна осталась в своей хатке, окруженной участком с огородом. Аллочка не голодала, мать выращивала овощи, а еще с ней щедро делились продуктами торговцы с рынка. Вот с одеждой и обувью было хуже. Когда Алле исполнилось четырнадцать лет, Анфиса Григорьевна пристроилась домработницей к директору крупного завода Арнольду Иосифову. Когда предстояла генеральная уборка, Анфиса брала на работу Аллочку, поручала ей мыть окна или натирать щетками паркет в огромной квартире начальника. Аллочка была хорошенькой, у Иосифовых подрастало два сына, младший Борис и старший Степан.

---

8 Пословица: «Чтобы узнать человека, надо с ним съесть пуд соли». Пуд – мера веса, равная шестнадцати килограммам, в наше время не используется.