Кречет. Книга I

Вопреки ожиданиям, Жюдит никак не отреагировала на слова доктора. Казалось, что она их вовсе не слышала. Она бессильно сидела на стуле, сжавшись в комок, закрыв лицо руками, и тихо плакала.

Вздохнув, аббат снова подошел к кровати и продолжил прерванное перед тем священнодействие. Ему пришлось тряхнуть Жиля, чтобы тот снова преклонил колена. Жиль был до глубины души взволнован мучительной сценой и страданиями девушки и пристально смотрел на нее, испытывая тягостное чувство беспомощности…

Кроме болезненно-лихорадочного страстного желания, она внушала ему странное, смешанное ощущение гнева и нежности. Он ненавидел ее за неприкрытое презрение, с которым она несправедливо причиняла ему боль, но был безоружен перед ее очарованием и той растроганностью, которая возникала, когда он вспоминал ее улыбку и тень от ее ресниц на щеках, появляющуюся, если она опускала глаза. Этим вечером, увидев, как она страдает, как сидит на этом стуле с видом человека, пригвожденного к позорному столбу. Жиль почувствовал, как его переполняет нежность. С какой радостью он успокоил бы Жюдит, если бы получил право защитить ее даже от нее самой, осушить ее безудержно льющиеся слезы…

Когда умолкла последняя молитва. Жиль покинул темный угол, где он простоял с самого прихода, и, словно притянутый магнитом, шагнул к девушке. Паркет скрипнул под его шагами, и Жюдит подняла голову.

На мгновение их взгляды встретились, соединившись в один, и несколько слишком коротких мгновений зачарованный Жиль чувствовал уверенность в том, что они никогда больше не разойдутся. Во взгляде девушки не было ни гнева, ни высокомерия… один лишь только страх покинутой всеми маленькой девочки, один лишь только трогательный призыв о помощи… Это походило на чудо. Все вокруг, казалось, исчезло: торжественно-мрачная и нищая комната, умирающий барон, священник и врач. Они были вдвоем посреди вселенной, принадлежащей им одним…

По щеке Жюдит медленно скатилась слеза. Губы ее приоткрылись, дрогнули, как будто она собиралась заговорить… Это чудесное молчание прервалось хрипом, раздавшимся со стороны кровати. Затем послышался голос врача:

– Это конец!.. Подойдите ближе, мадемуазель!

Тотчас же она вскочила со стула. Чары развеялись… Жюдит снова высоко подняла голову, ее рот сжался, а взгляд снова стал жестким.

– Вам не место здесь! – холодно и отчетливо произнесла она. – Убирайтесь!

) Внезапно вернувшийся к суровой действительности, Жиль вздрогнул, пораженный, как ударом кнута, презрением, прозвучавшим в голосе девушки. Он подошел к ней достаточно близко, чтобы дать ей почувствовать, насколько он выше ее, и уронил:

– Нет! Ректор привел меня сюда, и только ему одному решать, когда я должен буду удалиться. Если же вы прикажете вашим слугам выбросить меня отсюда, – насмешливо добавил он, – то не думаю, мадемуазель де Сен-Мелэн, чтобы их количество могло смутить меня!

На миг ему показалось, что она сейчас бросится на него, но аббат Талюэ, окинув удивленным взглядом обоих молодых людей, решительно вмешался.

– Иди вниз и ожидай меня там, – сказал он спокойно своему крестнику. – Я отдам необходимые распоряжения насчет обряжения усопшего и чтения молитв над его телом, а затем мы возвратимся домой…

Часом позже, перепоручив тело барона Братству мертвых, крестный со своим крестником уже сидели друг против друга за столом кухни, где Катель подавала им овсяную кашу в больших мисках, подогретый сидр, а также омлет, чудесным образом появившийся из недр ее кладовой. Подав ужин, Катель удалилась со своим вязанием под колпак очага.

Некоторое время оба ели молча. Жиль жадно ел овсянку, борясь с одолевающим его сном. Долгая скачка верхом, ушибы, еще дававшие о себе знать, треволнения прошедшего дня, поздний час – все давило тяжким грузом на его плечи. Теперь, утолив свой голод, он хотел лишь одного: спать, погрузиться как можно глубже в благодатное забытье сна юности.

Аббат дождался, пока Жиль проглотил последнюю каплю сидра, затем мягко спросил, будто продолжая уже начавшийся разговор:

– Давно ты знаком с ней?

Жиль ответил, не подымая глаз:

– Если вы имеете в виду мадемуазель де Сен-Мелэн, господин аббат, то… я ее не знаю, – сказал он с горечью. – Вы забыли, кто я такой! Бастард не может позволить себе считать себя «знакомым» с девушкой дворянского рода. Скажем… я встречал ее… дважды. И этих двух раз было достаточно для того, чтобы узнать о месте, которое она отводит таким, как я, – в прихожей!