Ночные тайны королев

Оно пришло в лице виконта Жака Арле де Шанваллона, приближенного герцога Анжуйского. Жак был изумительно сложенным блондином – и королева Наваррская по-настоящему влюбилась в него.

Они встречались, почти не таясь, и д'Обинье, который обожал подсматривать (не из-за пристрастия к непристойным сценам, а лишь потому, что хотел все узнавать первым), застал как-то любовников в садовой беседке. Марго повернула к наперснику своего мужа голову и сказала, широко распахнув затуманенные страстью глаза:

– Он читал мне Петрарку. Не станете же вы спорить с тем, что стихи требуют уединения и сосредоточенности?..

– Безусловно, Ваше Величество, – отвечал кусавший губы, чтобы не рассмеяться, верный д'Обинье. Шанваллон смущенно вздыхал и пытался застегнуть свой камзол.

Агриппа, к ужасу Маргариты, боявшейся мужниного гнева, рассказал-таки все Генриху. Но у Наваррца хватало тогда хлопот с малышкой Фоссез, вознамерившейся родить ему сына и сделаться королевой, и поэтому он не придал значения словам Агриппы. Сказал только:

– Мы с женой и впрямь достойны друг друга.

Однако вскоре Шанваллону пришлось уехать в столицу, и безутешная Маргарита, написав ему несколько писем, где каждая строка буквально пропитана любовью и тоской, попросила у мужа разрешения навестить Париж – «дабы обновить туалеты и экипажи». Генрих охотно отпустил свою королеву; ему было не до нее.

В Париже встречи любовников возобновились, но теперь Марго, не желавшая, чтобы о ее увлечении узнал брат Генрих, прибегла к конспирации. Каждый вечер подкупленный столяр, кряхтя и ругаясь, втаскивал в ее покои огромный сундук – там, мол, находятся его инструменты, без которых не обойтись при сооружении некоей внутренней лестницы, которую пожелала иметь у себя в спальне королева Наваррская. Как только столяр удалялся, из сундука, расправляя затекшие члены, выбирался прекрасный Шанваллон, и Марго радостно бросалась к нему и принималась обнимать и целовать так страстно, как если бы они не виделись целую неделю.

В результате этих любовных свиданий у Марго родился сын. Ни Маргарите, ни Шанваллону дитя было не нужно, и его сразу же отправили в один из монастырей. Мальчика воспитали монахи, и он стал впоследствии священником-капуцином.

…И все же Генрих III узнал о шалостях сестренки. Сначала он по обыкновению задумал убить Шанваллона, но замысел этот – опять же по обыкновению! – провалился. Марго услышала шорох у себя под дверью и велела любовнику сбежать через окно. Тогда король рассвирепел не на шутку и воспользовался уже испытанным им ранее средством: приказал выставить стражу возле покоев Марго. Красавец виконт не мог больше появляться у своей повелительницы.

– Мне плохо, сир, – рыдала Маргарита у ног царственного брата, который однажды зашел к ней, встревоженный слухами о ее болезни, – мне плохо! Я умираю! Я не в силах быть одна!

– Вы распущенны и безнравственны! – заявил король, но через три дня Марго обрела все же вожделенную свободу.

Чтобы не испытывать больше королевского терпения, Маргарита стала уединяться со своим любовником в изящном особняке, который она сняла специально для романтических свиданий. Тридцатилетняя Марго не знала усталости, и ее возлюбленному приходилось изобретать все более изощренные упражнения, дабы угодить своей даме.

– Я перестал спать, – признался он как-то в отчаянии Марго. – Я почти ничего не ем и…

– Вот и хорошо! – перебила его королева Наварры. – Зачем тратить время на эти бесполезные занятия, когда можно посвятить его любви?

И она опять толкнула Шанваллона на свою знаменитую кровать с простынями черного шелка, которые служили таким замечательным фоном ее белокурым волосам.

И бедняга-виконт не выдержал. Он сбежал в деревню, окреп, набрался сил и – женился на дочери герцога Бульонского Катрин де ла Марк, особе некрасивой и даже, пожалуй, уродливой, но зато обладавшей спокойным и застенчивым нравом.

Марго долго не могла утешиться. Но едва она стала забывать коварного любовника, как он опять явился к ней. Он был отставлен от службы, потому что рассердил чем-то герцога Анжуйского, и решил искать заступничества у Маргариты. Разумеется, она простила его, и их связь возобновилась.

… – Сир, – сказал как-то королю один из его приближенных, – разрешите, я нынче покапризничаю?

Генрих, смеясь, кивнул и откинулся на подушки, ожидая продолжения.

Белокурый юнец надул губы и произнес обиженно: