Цветок виселицы

— Конечно. Мои родители ждут его не дождутся. Я уж не говорю о бабушке и дедушке.

— Помни, Ингрид, хотя Даниэль мне уже дорог, я никогда не стану соперничать с тобой за место в его сердце, — сказала Маделейн, тонко чувствующая все оттенки настроения. — Он — твой, ты — его мать, и я всегда буду помнить об этом. Просто у нас он найдет дом, пока в этом будет необходимость.

Ингрид отвернулась.

— Кажется, у меня опять начался насморк, — сказала она изменившимся голосом и прикрыла лицо платком.

В день отъезда она пришла к Дану и Маделейн с тщательно завернутым свертком.

— Возьми это, Дан, — попросила она.

— Что это?

— Я знаю, тебе это не понравится, но он принадлежит Даниэлю. Это совершенно бесспорно. Не знаю почему, но он все время охраняет его. Только благодаря ему Даниэль остался жив.

— Корень мандрагоры? — Дан отпрянул от свертка.

— Да. Он помогает Даниэлю всякий раз, когда с ним случается беда. Пусть Даниэль пока его не носит, он еще слишком мал, только прошу тебя, следи, чтобы корень всегда был поблизости от него. Но Даниэль не должен об этом знать.

Дан неохотно взял корень.

— Ты уверена, что это необходимо?

— Уверена! Я так стремилась завладеть корнем мандрагоры, потому что считала, что он принесет мне счастье, но он служит только Даниэлю, хотя наш сын и не отмечен печатью Людей Льда.

— Корень мандрагоры никогда не приносил счастья отмеченным печатью.

— Ты прав. Но он всегда принадлежал Людям Льда. У меня есть одна догадка… Нет, конечно, это глупо, но если не ошибаюсь, Тенгель Злой не смог удержать этот корень?

— Не смог.

— Значит, можно предположить, что корень действует против его злой силы?

— Во всяком случае, он никогда не помогал тем, кто был создан по образу и подобию Тенгеля Злого. Ты меня убедила, Ингрид, я буду хранить его как зеницу ока. Когда-то он до безумия напугал меня, но теперь я сохраню его для Даниэля.

— Спасибо, тогда мне больше не о чем тревожиться. Теперь я могу со спокойной душой соблазнить твоего молодого коллегу из Кристиании!

— Думаю, это не займет у тебя много времени! — Дан засмеялся. — Кланяйся всем в Элистранде. Меня так обрадовало, что Броня с Йоном ждут ребенка. Правда, иметь дедушкой Ульвхедина… Но будем надеяться, что все кончится благополучно.

Маделейн улыбнулась.

— Я в этом не сомневаюсь. Если в роду Людей Льда все отмеченные печатью такие, как Виллему, Ульвхедин и Ингрид, вам не на что жаловаться.

— Не все отмеченные печатью такие, как мы, — серьезно сказала Ингрид. — Да и нам пришлось вести изнурительную борьбу с собственными дьявольскими наклонностями, даже вспоминать не хочется…

Наконец наступила трудная минута прощания с Даниэлем.

Никто не знал, надолго ли.

13

Даниэль быстро освоился в охотничьем павильоне Мёрбю. Ингрид писала ему каждую неделю. Маделейн научила его читать и писать по-шведски, и Ингрид стала получать письма, нацарапанные детской рукой:

У МЕНЯ ЕСТЬ КАТЕНОК И Я БУДУ УЧИЦА СКАЗАЛ ПАПА И НАДЕЮСЬ МАМА ЗДОРОВА И ПРИВЕТ ДЕДУШКЕ И УЛЬВХЕДИНУ И ВСЕМ ДРУГИМ ПИСАЛ МАМИН СЫН ДАНИЭЛЬ

Все письмо помещалось в верхней части листа, как имеют обыкновение писать дети. Веселое в начале, грустное — в конце.

Ингрид очень дорожила этими письмами.

Ее жизнь сложилась на диво удачно. Через два года после отъезда Даниэля она вышла замуж за коллегу Дана в Кристиании. Он был всего лишь бедный студент, но, женившись на Ингрид, стал хозяином Гростенсхольма. Правда, с тем условием, что в свое время имение перейдет по наследству Даниэлю.

Ингрид с мужем съездили в Швецию и некоторое время гостили в Мёрбю. Радость свидания с сыном превзошла все ожидания. Ингрид больше не кашляла, она совершенно поправилась, однако Альв был по-прежнему болен, у него болела грудь, и случались приступы удушья, так что забрать Даниэля домой Ингрид еще не решалась. Но мальчику хорошо жилось в Швеции, и от Норвегии она была не так уж далеко, особенно для тех, кто хотел повидать близких, как сказала когда-то Маделейн.

В Элистранде чахоткой не заболел никто. У Йона и Брони родился сын, его назвали Ульвом. Марина и Тристан были живы и здоровы, Марина стала бабушкой, а ее муж, Тристан, — прадедушкой одному и тому же ребенку. Все было так запутано, что никто и не пытался разобраться в их сложных родственных связях.