Охотники за привидениями

Маменька немедленно схватила карандаш и стала отстукивать им на столе Азбуку Морзе, но делала это так быстро, что ребята ничего не смогли разобрать.

— Стой! Давай ты лучше будешь на компьютере печатать! — предложил Егор. Он включил компьютер и Маменька, вдоволь наигравшись с клавишами, стала отбивать тарабарщину вперемежку с нужными сведениями. Вот что она отбила:

«У-у-у! О-о-о! Гхцукп! Дядька-президент би-би в машине! Бумажки листать, в носовой платочек дудеть! А-а! Аттилы в би-би нету! Аттила в Кремль сидит, в кабинет ждет! Нехороший Аттила, он не хотеть с Маменька дружить! О-о! У-у! Чпок! Р-рррр! Маменька хотеть: президент не езди в Кремль, уезжать подальше из Москва! Маменька пугать президент. Маменька выть ему в ухо, Маменька отламывать дверца его би-би. Президент бояться, президент кричать! Охрана хватать президент, сажать его свой большой би-би, мчаться в Кремль. Маменька хотеть догнать тот би-би, но вначале Маменька играться старый би-би. Пока Маменька играться, президент в другой би-би уже далеко. Тогда Маменька брать кое-что на память и возвращаться обратно. Маменька торопиться ведь ее ждут друзья!»

Катя смущенно улыбнулась. Это была едва ли не первая улыбка после того, как пропал гусар.

— Как трогательно! Она считает нас своими друзьями! — сказала она.

— Тоже мне приятелей нашла! Операцию провалила! — недовольно сказал Федор.

— Федор, ты тошнот! — вспылила Катя.

— Подумаешь, заигралась немного, с кем не бывает, — поспешил на защиту Маменьки Дон-Жуан. — Зато всё что нужно выяснила. Аттила в Кремле, там же теперь и президент. А что будет дальше, об этом даже думать неохота.

— Я предупрежу профессора! Теперь без его помощи нам не обойтись! — вскочил с места Егор.

— Ты хочешь поехать на скутере? — спросила Катя.

— Разумеется, — ворчливо ответил Гений.

— Не трать бензин, у меня есть план получше. Ну-ка, Маменька, принеси нам сюда профессора! — велел Паша.

Радостно задребезжав стеклом книжного шкафа, Маменька исчезла, а спустя десять минут, едва не разбив своими загипсованными ногами стекло, в комнату влетел профессор Фантомов. Он летел прямо с кроватью, вместе с блоками, к которым крепились его руки и ноги. Маменька опустила кровать на пол возле письменного стола, и кровать сразу заняла собой всю комнату. Еще десять минут потребовалось профессору, чтобы немного отдышаться и перестать ругать Маменьку и «великолепную пятерку» на чем свет стоит.

— Это вы ее подучили меня притащить? — кричал профессор. — Меня, между прочим, кормили супом. И вдруг кровать срывается с места и, протаранив окно, улетает. Видели бы вы лицо медсестры! Я никогда его не забуду! Такое милое, полубезумное лицо, с голубыми-голубыми, круглыми от ужаса глазами. Я уж не говорю о том, что я сам чувствовал, когда меня мчали между домами и время от время кровать переходила в крутое пике.

«У-у, противный! И пошутить нельзя!» — отстучала на компьютере Маменька.

— Ладно, проехали! Считайте, что на первый раз я вас простил. Чего вам от меня надо? — спросил профессор, когда его гнев наконец улегся.

— Новости самые неважные. Кувшин мы прошляпили, а Аттила уже в Кремле.

— Я так и понял, — сказал Фантомов, кивая на лежавшие на столе правительственные номера. — Это оттуда?

— Это маменькин боевой трофей.

— Маменька, сколько раз тебя учить: нормальные полтергейсты так себя не ведут, — нахмурился профессор. — Считай, что пока я тебя прощаю! Но учти: мое терпение не безгранично.

— Хотите чаю? — предложила Катя.

— Чаю? — переспросил профессор. — Ну ладно, давай так и быть…

Вскоре, главным образом благодаря Кате, ворчливый профессор оттаял окончательно.

— Уговорили, несколько дней я поживу у вас и помогу вам своими мудрыми советами. Тем более, что на ближайшую неделю у меня не было никаких особенных планов, — согласился он, оглядывая свои бинты.

Чтобы не объяснять родителям, откуда в их комнате взялся неизвестный загипсованный человек да еще с больничной кроватью, профессора решено было расположить в комнате Дон-Жуана, дедушка которого накануне уехал на две недели в Южную Америку читать лекции по культуре майя. Перенесли кровать всё с помощью той же Маменьки, которая на радостях, что теперь с ней все ее друзья вместе, вначале подбросила кровать на высоту примерно шестидесяти этажей и уже только потом, поймав у самой земли, поставила её в комнату к Дон-Жуану.

С кровати, где лежал профессор то и дело доносилось его любимое: «Считай, что я тебя прощаю!», а дальше шел количественный номер, в который профессор прощал. Для каждого у него была отдельная нумерация. За три часа Катю он простил два раза, Дон-Жуана — пять, Колбасина — четыре раза, Егора — двадцать, а Федора прощал столько, что сбился со счета. Впрочем, это было неудивительно, потому что он морозил глупость за глупостью и бестактность за бестактностью.