У нас всегда будет Париж

— С собакой нельзя. — Тиффани не верил своим глазам.

— Только до участка, прокатимся вместе — и все, — попросил Пьетро.

Он явно устал: усталостью наливались пальцы, руки и ноги, все тело и голова.

— Ладно, — согласился Тиффани. — Хлопот с вами, честное слово…

Пьетро вышел из лавки, одной рукой прижимая к себе патефон, другой — собаку. Тиффани забрал у него ключ.

— Животных вывезем позже, — сказал он.

— Спасибо и на том, — сказал Пьетро, — что не стали этого делать при мне.

— Господи, да уймитесь вы, — сказал Тиффани.

Соседи высыпали на улицу и смотрели, как Пьетро на прощание потрясает таксой, словно триумфатор, одержавший нешуточную победу и воздевший руку в знак ликования.

— Прощайте, прощайте! Не знаю, куда меня везут, но я отправлюсь в путь! Здоровье мое пошатнулось. Но я вернусь! Смотрите: я иду! — Хохоча, он помахал собравшимся.

Его подсадили в полицейский фургон. Собаку он по-прежнему прижимал к себе, а патефон поставил на колени. Покрутил ручку и завел музыку. Патефон запел «Сказки Венского леса», и под эту мелодию фургон отъехал от тротуара.

В ту ночь по обеим сторонам от «Яслей» стояла тишина: и в час ночи, и в два, и в три, а к четырем утра тишина стала настолько оглушительной, что все соседи продрали глаза, сели в постелях и стали слушать.

Посещение

Она позвонила, чтобы договориться о посещении.

Сначала молодой человек воспротивился и ответил:

— Нет, спасибо, нет, очень жаль, я все понимаю, но — нет.

Однако вслед за тем на другом конце провода он услышал ее молчание — полное отсутствие каких бы то ни было звуков, только скорбь, которая не находит выхода, и после долгой паузы ответил:

— Ну ладно, приходите, только, пожалуйста, ненадолго. Ситуация довольно странная, не знаю, что и сказать.

Она этого тоже не знала. По дороге к нему домой она раздумывала, с чего начнет, как он к этому отнесется, что ответит. Страшнее всего было не совладать со своими чувствами — тогда он просто выставит ее из квартиры и хлопнет дверью.

Ведь этого парня она совсем не знала. Абсолютно чужой человек. Они никогда в жизни не встречались; до вчерашнего дня она даже имени его не слышала — хорошо, что знакомые в местной больнице подсказали, а то она уже отчаялась что-нибудь найти. А теперь, пока не поздно, нужно было прийти к незнакомому человеку и обратиться к нему с самой необычной просьбой в ее жизни; да что говорить, в жизни любой матери за всю историю цивилизации это была бы самая сокровенная просьба.

— Подождите, пожалуйста.

Она дала таксисту двадцать долларов, чтобы он никуда не отъезжал — на тот случай, если она выйдет раньше, чем планировала, — а потом надолго задержалась у подъезда, сделала глубокий вдох, открыла дверь, вошла и поднялась в лифте на третий этаж.

Перед его квартирой она закрыла глаза, еще раз глубоко вдохнула и постучалась. Ответа не было. В смятении она забарабанила в дверь. На этот раз ей открыли, хотя и с задержкой.

Молодому человеку на вид было лет двадцать, может, больше; он окинул ее неуверенным взглядом и уточнил:

— Миссис Хэдли?

— Вы на него совсем не похожи, — услышала она свой голос. — То есть…

Она почувствовала, что заливается краской, и чуть не развернулась, чтобы убежать.

— Неужели вы надеялись на сходство?

Открыв дверь пошире, он отступил в сторону.

На низком столике в центре единственной комнаты был готов кофе.

— Нет-нет, что вы. Сама не знаю, что говорю.

— Проходите, располагайтесь. Меня зовут Уильям Робинсон. Или просто Билл. Вам с молоком или черный?

— Черный.

Она следила за его движениями.

— Как вы на меня вышли? — спросил он, передавая ей чашку.

Она приняла ее дрожащими пальцами.

— Через знакомых, которые работают в больнице. Они навели справки.

— В обход всех правил.

— Да, понимаю. Это по моему настоянию. Понимаете, я на год, если не больше, уезжаю во Францию. Для меня это был последний шанс встретиться… я хочу сказать…

Замолчав, она уставилась в чашку.

— Стало быть, они прикинули, что к чему, и пошли на это, хотя истории болезни хранятся в сейфе? — тихо спросил он.

— Да, — ответила она. — Все совпало. В ту ночь, когда умер мой сын, вас доставили в больницу для пересадки сердца. Это были вы. В ту ночь и еще целую неделю таких операций больше не делали. Я узнала, что вас выписали из больницы, и мой сын… точнее, его сердце… — у нее дрогнул голос, — осталось с вами.