Знатные распутницы

– Это отсутствие не будет длительным, – пообещал он молодой женщине. – Вы проведете шесть великолепных месяцев во дворце Сеса. Вас будут обслуживать там как королеву и наилучшим образом позаботятся о постановке вашего голоса.

– Но вас там не будет! О Гревил, вы не знаете, но я без вас больше не могу жить!

– Я знаю, мое сердце, мне вас будет страшно не хватать. Но сэр Вильям будет так счастлив иметь вас у себя некоторое время, а госпожа Кадоган будет вас сопровождать. А затем… я сам заберу вас через шесть месяцев.

Это был его последний аргумент. Одной ложью больше или меньше уже не имело для Гревила никакого значения. Сейчас он просто хотел отделаться от этой женщины и, не зная, что бы еще сделать, решил доигрывать эту комедию до конца. Рыдая, вся в слезах, Эмма Харт, наконец, уехала в Неаполь.

2. Одноглазый адмирал

Дворец Сесса в Неаполе был во всех отношениях великолепной резиденцией, наполненной художественными произведениями и роскошью, достойной английского посла. Но, когда Эмма прибыла сюда вместе с госпожой Кадоган, она увидела, что в нем не было даже и половины того великолепия, какое она видела в маленьком доме по Эджер Род, где она оставила своего любимого Гревила.

Тем не менее Неаполь с его голубым морем, сияющим солнцем, цветами и тем безмерным восхищением, которые выразили ей неаполитанцы, ей понравился. Вскоре она стала любимицей города. Все только и говорили о юной англичанке, которой только что исполнилось двадцать, и которую считали кузиной лорда Гамильтона. Любопытные устремлялись в посольство, чтобы посмотреть на чудесное создание, красота которой раскрылась под южным небом, как роза. Сэр Вильям был без ума от Эммы. Он осыпал ее нарядами, драгоценностями и бесчисленными мелочами, которые так нравятся красивым женщинам. Сидя у ее ног, он объяснялся ей в любви, как трубадур. И Эмма спустилась с облаков на землю. Она не ожидала этого от своего «доброго дяди».

Она по-прежнему тосковала по Гревилу и писала ему страстные письма: «Жизнь без вас для меня невозможна. Я принадлежу вам, Гревил, только вам…»

Гревил, который был рад, что избавился от нее и получил за это приличную сумму денег, не отвечал на ее письма.

Он думал о том, что пока Гамильтон будет любить Эмму, он может не опасаться, что его любимый дядя, от которого он ждал наследства, на ней женится. Кто же может жениться на бывшей «богине здоровья»?!

Когда Эмма написала ему отчаянное письмо, в котором сообщила, что сэр Вильям в нее влюбился, он снизошел до ответа… и цинично посоветовал ей ответить взаимностью на любовь посла.

«К черту лицемерие, пора положить этому конец, – сказал он сам себе. – Пора сбрасывать маску!»

Без дальнейших прикрас Гревил посоветовал Эмме отдаться дяде: «Он состоятелен, влиятелен и сделает для вас все, чего бы вы не пожелали!»

Получив это страшное письмо, Эмма заперлась в своей комнате, не желая никого больше видеть. Для нее это было жестокое разочарование. Внезапно, человек, в котором она видела только красоту и благородство, раскрылся перед ней как циничный сводник. Ей захотелось умереть. В Неаполе самоубийства из-за любовных страданий не были редкостью.

Но, к счастью, существовала еще реально мыслящая и спокойная госпожа Кадоган, у которой нашлись спасительные идеи. – Ты будешь дурой, – сказала она, – если станешь плакать по этому парню, который продал тебя своему дядьке, поскольку не очень опасался, что тот может жениться на тебе. Заставь сэра Вильяма на тебе жениться… и ты будешь отомщена!

Это был убедительный аргумент! Эмма, охваченная болью и злостью, сразу же написала письмо Гревилу, которое завершилось следующим постскриптумом: «Заверяю вас, что не в ваших интересах наносить мне обиду. Вы не знаете, каким влиянием я здесь располагаю. Я никогда не стану любовницей сэра Вильяма. Но если вы загоняете меня в тупик, я стану его женой!»

Можно себе представить, в какой страх повергли эти строки Гревила. Но вместо того, чтобы успокоить Эмму, он написал сэру Вильяму, чтобы предостеречь его от «слухов» о нем и его «бывшей подруге». И у него еще хватило глупости послать личного доверенного в Неаполь, чтобы предсказать последствия возможного скандала. Но все это только подогрело страсть входящего в возраст мужчины. Через несколько дней сэр Вильям торжественно попросил руки Эммы.

Гревил бы вне себя от злости, когда получил от Эммы последнее письмо, в котором она известила своего будущего «племянника» о своей предстоящей свадьбе: «Мы скоро вернемся в Лондон, – писала она с издевкой, – и женимся там, чтобы вы могли присутствовать на свадьбе».