— Постой, — удивилась я, — только что ты недвусмысленно намекнула, что Юрий существовал за счет любовниц.
— Было, было, но его подобрала Тина Рик, слышала про нее?
— Нет.
— Дашка! Ты где живешь?
— В Москве!
— Похоже, что в тундре! Тина Рик, звезда эстрады семидесятых. Она Юрочку из грязи вытащила, отмыла, одела, он за ней сумочки носил, а потом начал песни писать! Жуткие! Бренд-кенц! Та-та-та! И взлетел! Нынче он богатый, знаменитый, морда гладкая! Женился на проститутке, бывшей подпевке. Говорят, он ее у Вадима Колина отбил. Про него хоть слышала?
— Нет.
— Вау! Он царь пластиковых пакетов! Производит упаковку и мешки с логотипами. Прикинь объем торговли! Теперь Юрка на горе, а его братья и сестра в жопе. Что толку от их музыкального таланта? Один в Австралии, другой в Чехии, а сестричка на Мальте, всех Юрка содержит.
— Похоже, он добрый человек.
— Юрка? Нет, конечно. Ему приятно родственничкам рублик сунуть. «Ах, вы меня презирали, дерьмом считали? Ничего, теперь, чтобы с голоду не подохнуть, в пояс кланяйтесь!»
— Ты же говорила, что Юра мужчина нетрадиционной сексуальной ориентации! — вспомнила я начало беседы.
— И что? Он пидор!
— С огромным количеством любовниц?
— Душевный педераст!
— Ясно, теперь о дочери.
— Маленькая крыса! Вся в папочку, — вскипела Аморади, — я видела, как она няньку по морде колготками хлестала. Весьма крутое поведение для малолетних.
— Ты в курсе, что Варя пропала?
Ритка издала хрюкающий звук.
— Ну… вроде как! Вчера в новостях сообщили… хотя…
— Что?
— Ничего, — Аморади внезапно растеряла всю свою болтливость.
— Почему ты так странно отреагировала на вопрос о похищении? — наседала я.
— Нормально.
— Фраза «вроде как» звучит непонятно!
— Ну…
— Рита!
— Да!
— Это очень важно!
— Ой, прекрати, какое тебе дело до чужих детей! — отрубила Аморади.
Я насторожилась: если Рита пытается скрыть сведения, ежу понятно — они самые важные.
— Хорошо поболтали, — защебетала подруга, — жаль, что ты редко звонишь. Надо нам пересечься, потрепаться… Ну, ладно…
— Стой! Рита! Помнишь, ты сбила человека? Три года назад наехала на мужика, который упал пьяным с тротуара под колеса твоей машины! — Конечно, закон был на стороне Аморади, алкоголик сам оказался виноват, но было отягчающее обстоятельство. Риточка неслась со скоростью восемьдесят километров в час, наплевав на знак «сорок» перед въездом в городок. — И кто тебе тогда помог?
— Мне даже жена того урода «спасибо» сказала, — возмутилась Рита. — Обняла меня в кабинете у следователя и зарыдала от счастья, избавилась наконец от камня на шее, помер ее мучитель.
— Ага, жена всем хороша, только дело-то вела не она. Лучше ответь на вопрос: кто тебя выручил? Кто приехал в местную ментовку и вытащил госпожу Аморади из вонючего обезьянника?
— Дегтярев, — неохотно признала Рита.
— Долг платежом красен!
— И что тебе надо? — с тяжелым вздохом осведомилась Ритка.
— Александру Михайловичу поручили дело о похищении Варвары, — беззастенчиво соврала я. — Ему необходима подробная информация о семье и девочке. Начинай.
— Юрка пидор, богатая сволочь, живет в шикарном доме. Женат на Лизке. У Юрки полно баб, Лизка с ним не расходится, потому что ей это удобно, она дура, но ей повезло, работать не надо. — Рита заныла. — Не то что я, с утра в классе маячу. Юрка в шоу-бизе, значит, Лизку на тусовки зовут, она за вечер пять мест объезжает, вечно ее снимки в глянце. Дочка их Варька — дикое существо, хамка и сволочь в папу, дура в маму. Все.
— Мне показалось, что ты не веришь в версию с похищением, — заметила я.
— Я ничего не знаю!
— Рита! Вспомни про Дегтярева!
— Слушай, — зашептала Аморади. — Юрка мерзкий гад, говорят, он своих нераскрученных девчонок-певичек разным мужикам подкладывает, а если девки отказываются, ноги им ломает. Собрал компромат на всех! Обладает связями! С ним в открытую ругаться никак нельзя. Наболтаю лишнего, а мне потом пасть порвут! Мир тесен, кто-нибудь ляпнет, другой повторит, третий подхватит, четвертый Юрке нашепчет, он кому надо в училище свистнет, и что со мной станет? Рваной тряпкой буду мыть постамент памятника Петру Ильичу Чайковскому.
— Спасибо, — язвительно ответила я, — надеюсь, великий и ужасный Гинзбург никогда не узнает, что ты разносишь слухи о его яркой душевной голубизне.