— Молодец, — похвалила я Галю, — раньше средний медицинский персонал называли «сестра милосердия», вот ты и продемонстрировала доброе сердце.
Девушка улыбнулась.
— Да уж! Тут такой народ! А Лукашина вам кто?
— Коллега.
— Ну тогда еще ничего, — по-старушечьи подперла щеку кулаком Галя. — Хотите совет? Если вам плохо станет, куда угодно ложитесь, только не сюда!
— Плохая клиника?
Галя оглянулась на дверь и зашептала:
— Бардак! Хирурги хорошие, и реанимация ничего, да только потом человека на этаж спускают, а там! В воскресенье Федор Семенович выпивши на смену пришел, перепутал больных, Сергеева и Семенова, назначил им лекарства. Сергееву — семеновские и наоборот, хорошо, Аська заметила! А ваша Лукашина? Ее ваще в коридоре оставили, потому что Родион Ильич с Мариной слишком заняты были. Ой, да чего там! Значит, вещи не возьмете? Меня ругать будут, что не отдала!
Я вытащила из сумки визитку.
— Здесь мои телефоны. Если в течение двух дней никто из друзей или родственников Лукашиной не объявится, позвони мне.
— Хорошо, — закивала Галя.
— На теле Светланы, когда ты ее раздела, не было синяков, ссадин, ушибов, ранений?
— Не-а, — замотала головой медсестра.
— Точно?
— Стопудово, — заверила девушка. — Ничего особенного.
— И Лукашина ничего не говорила?
— Ни слова, да ей так плохо было! Не до разговоров, когда трупом лежишь, — ответила Галина.
Номер Барсуковой я набрала сразу после разговора с Галей, но Тельма Генриховна не торопилась снять трубку: может, ушла на работу, может, еще куда. Я сунула телефон в карман, потом снова вытащила его и соединилась со справочной. Через пару минут у меня уже был адрес фирмы «Хитохлеб», изготовившей пиццу «Четыре сыра». Предприятие находилось совсем недалеко от дома Лукашиной, в самом начале микрорайона.
Пиццерия занимала часть первого этажа длинного блочного дома. Официанток не было, следовало самим взять поднос, отстоять очередь в кассу, заплатить деньги, получить у кассира еду, а потом бродить по залу, выискивая пустой столик. Недостаток обслуживания искупали демократичные цены, поэтому тут клубились студенты, школьники и не особо богатые бюджетники, решившие перекусить в середине дня.
Я честно отстояла очередь и получила от кассирши вымученную улыбку с традиционным вопросом:
— Чего желаете?
Я глянула на ее бейджик.
— Катя, посмотрите на чек, пожалуйста.
Девушка в форменной курточке моргнула, взяла чек и воскликнула:
— Ну?
— Не можете сказать, кто его выбивал?
— Пятая касса.
— А где она?
— Рядом! — буркнула Катя.
— Но там никого нет!
— Верно! Заказывайте.
— Мне нужно поговорить с той кассиршей, которая оформляла заказ!
Катя обернулась и заорала, как раненый слон:
— Леня!!!
Из глубины пиццерии вышел юноша в костюме и сорочке с галстуком.
— Проблемы? — хорошо поставленным баритоном осведомился он.
— Вот главный менеджер разберется, — избавилась от меня кассирша.
— Если не хотите покупать, отойдите, — возмутилась девчонка за моей спиной.
Леонид поманил меня пальцем.
— Давайте отойдем в сторонку. Не волнуйтесь, мы решим любую проблему в течение пяти минут.
Я покорно пошла в конец длинного прилавка, заставленного кассовыми аппаратами. Насчет решения любых проблем Леонид слегка погорячился. Что, если посетительница потребует вставить новые зубы взамен больных старых?
Глава 12
— Слушаю внимательно, — юноша расплылся в улыбке.
— Это чек из вашей пиццерии? — спросила я.
Леня внимательно изучил бумажку.
— Несомненно, — наконец подтвердил он, — а в чем дело?
— Он был прикреплен к коробке пиццы…
— Вас обсчитали? Немедленно уволим виноватого, — перебил меня Леонид. — Поверьте, перед началом каждой смены я твержу попугаем: «Будьте аккуратны с деньгами». Но, увы, встречаются безответственные, глупые…
— Вы меня не поняли, я не собираюсь предъявлять никаких претензий, — остановила я менеджера, — мне нужно лишь установить личность человека, который в пять вечера купил здесь пиццу!
Леонид поднял брови.
— Полковник Васильева, — лихо представилась я, — Московский уголовный розыск.
— Вау, — пролепетал парень, — идите сюда!
Быстрым движением Леонид поднял часть прилавка и предложил:
— Лучше в кабинете пожужжим, в зале шумно, ничего не слышно.