Рено, или Проклятие

– Буду следить, обещаю! Потому что я ваша должница.

Глава 10

Эль-Мансура

В канун Пятидесятницы воины, рыцари и дамы поднялись на борт «Монжуа», и корабль взял курс к выходу из залива Лимасол, где была назначена встреча всех судов, зимовавших в порту Пафоса и в других портах южного побережья острова. Могучая, громадная армада, сто восемьдесят больших и малых судов – военных кораблей, галер, шаланд и барж – покачивались на морских волнах, трепеща, словно бы от нетерпения, яркими разноцветными парусами. Воистину впечатляющее зрелище, которому дивились летающие вокруг белые чайки. Под прощальные взмахи их крыльев двинулись воевать во славу Господа силы латинского Востока и его матери Франции!

Но почему же, едва они вышли в открытое море, поднялся встречный ветер, началась буря и разметала корабли, направив часть из них к сирийскому берегу? Хорошо еще, что добрались они до него целыми и невредимыми! Но как замедлило это продвижение к Египту! Две трети кораблей крестоносцев было рассеяно, и одни из них оказались в Аккре, другие – в Яффе, третьи – в Кесарии, откуда им пришлось вновь пускаться в путь и догонять с опозданием корабли короля и папского легата, которые следовали за судами тамплиеров и госпитальеров.

«Монжуа» снялся с якоря 30 мая 1249 года. Пять дней спустя в синих волнах появились желтые полосы: Нил, распавшись на рукава, смешивал свои мутные воды с морскими. Корабли бросили якоря неподалеку от Дамьетты. Этот город Людовик выбрал как ключ к Египту, он должен был открыть ему дорогу на Каир.

В самом деле, лучшего места было не найти: Дамьетта находилась между самым широким судоходным рукавом Нила и большим озером Менсалех, соединявшимся с морем двумя каналами. Дамьетта была большим портом, где охотно причаливали купеческие корабли, потому что речной путь до Каира был удобнее сухопутного: от Александрии приходилось везти товары по пустыне. К тому же берег, простиравшийся на запад от города, был песчаным, а значит, и небольшие суда могли причалить к нему и разгрузиться. Берег этот был отделен от Дамьетты еще одним узким нильским рукавом, поэтому грузы в город переносили по двум понтонным мостам, которые были через него перекинуты.

Пробило девять, когда корабли по приказу короля бросили якорь, и король, созвав своих баронов, вышел на палубу, чтобы обсудить с ними место предстоящей высадки. На самом деле король говорил один. Он сказал, что сегодня они будут готовить баржи и шаланды, которые повезут воинов к берегу, а завтра на рассвете начнется кровавый бой. Король сказал также, что каждый должен подумать сегодня о своей душе, очистить ее от грехов исповедью, получить благословение и написать завещание.

– Никто не знает, кто вернется живым из сражения, а кого Господу захочется призвать к себе, так пусть каждый приготовится к смерти!

Бароны разошлись по кораблям, преисполнившись торжественной серьезности. Даже красивое и всегда веселое лицо Робера д’Артуа омрачилось, и он удалился к себе в каюту, чтобы продиктовать последнюю волю.

– В эти дни я снова стал отцом, но ничего не знаю о своем ребенке, – сказал он Рено, обеспокоенному внезапной мрачностью своего господина, – может быть, мне не суждено его увидеть…

– Не в вашем характере поддаваться унынию, – возразил ему Рено.

– Ты прав… Мне бы думать не о смерти, а о воинской доблести… По чести сказать, я сам себя не узнаю. И мне кажется, на меня дурно действует эта страна. Она мне не нравится, а почему, не могу тебе объяснить.

– Может быть, потому, что Египет – страна неверных, а не Святая земля, о которой мы мечтали столько лет?

– Вполне возможно, что и так. Я спрашиваю себя: правильно ли поступил мой брат, когда привез нас сюда? Здесь нам будет труднее умирать, даже видя перед собой Крест нашего Иисуса Христа!

Рено некоторое время колебался, задать ли вопрос, который вертелся у него на языке, и все-таки решился:

– Могу ли я спросить у вас, мессир, откуда появился у монсеньора легата Крест нашего Иисуса Христа? В юности отец мне рассказывал, что короли Иерусалимского королевства в случае опасности и начиная сражение несли его перед собой. Он описывал мне этот Крест – он был высок и сиял, как солнце: дерево, на котором страдал наш возлюбленный Иисус, было оправлено в золото и украшено драгоценными камнями. Крест же, который мы везем с собой, как мне кажется, совсем невелик.