Преисподняя

Он свалился. Но это было уже внизу, на ровном месте, куда теперь надо было спуститься и ей. Доска продолжала скользить, пока не ударилась о дерево и не остановилась.

— Ура! — закричала Суль, стоя наверху и размахивая руками в знак триумфа. — Мы спустились, Клаус! Мы спустились!

Были уже сумерки, когда она тащилась через долину в сторону своего дома, где не была так долго. Ночь обещала быть морозной.

Суль привязала к доске веревку, но веревка была старой и часто рвалась: она сплошь состояла из узлов и была очень короткой.

В конце концов Суль пришлось толкать «санки» сзади. Силы ее были на исходе, к тому же она не ела уже несколько дней.

Клаус лежал без всяких признаков жизни. Она хорошо укрыла его, так что не видно было лица — да она и не хотела его видеть.

Выпрямившись, Суль огляделась. Она узнала эту местность.

Она долго стояла в раздумье. Нужно как можно быстрее попасть в дом. Но кто пустит их? Насколько далеко распространились слухи о «ведьме с желтыми глазами»? Дело было рискованным.

Вдруг глаза ее сверкнули: есть один человек, который даст ей ночлег и не выдаст ее.

Или выдаст?.. Стоит ли рисковать? Может, это все равно, что лезть волку в пасть?

Суль вздрогнула. Она знала, где он живет — человек, с которым никто не разговаривал, которого все обходили стороной, у которого не было друзей. Это было рядом.

Он приходил как-то вечером в Линде-аллее. Подождал, пока все пациенты Тенгеля получат свои лекарства и уйдут, и только тогда вошел в дом. Мрачная, страшная фигура.

Палач.

Тогда он повредил себе руку, и Тенгель вместе с Суль лечили рану. На следующий вечер он опять пришел — и на следующий. Он сидел и смотрел на Суль горящими глазами, пока она возилась с его раной.

Когда она взглянула на него, он отвел взгляд, сделав вид, что с ним ничего не происходит.

После этого он больше не приходил.

Палач… Кто же, если не он мог выдать ее! Разве теперь она не его добыча? Но Суль не думала, что он сделает это. Она решила померяться с ним силами.

Собравшись с духом, она снова принялась толкать ногами доску.

13

Она увидела избушку, скрытую за деревьями. Поблизости не было никакого жилья. Замерзшими руками Суль постучала в дверь.

— Открой, хозяин! — крикнула она. — Это Суль, приемная дочь Тенгеля, лечившего твою рану. Мне нужна помощь, мой друг болен. Нам нужен ночлег. Ты можешь впустить нас?

Через некоторое время дверь приоткрылась. В лицо Суль засветила просмоленная лучина. Сама же она ничего не видела в темноте.

Потом дверь открылась.

— Ты поможешь мне втащить его? — спросила она. — Он лежит там, на доске. Не знаю, жив он или мертв.

Без единого слова этот огромный мужчина сгреб в охапку Клауса и втащил в дом. Положил на пол, закрыл дверь.

— Это твой возлюбленный? — пробасил он.

— Возлюбленный?.. — растерянно повторила Суль. — Никого такого у меня в жизни никогда не было, это мне не свойственно. Это просто друг, он много сделал для меня, и я хочу отплатить ему тем же.

Палач кивнул. У него было жестокое, непроницаемое лицо с темными, горящими глазами. Как всегда, он был в капюшоне, закрывавшем большую часть лица и ниспадающем на плечи. Он был не молод и не стар: палач существует столько, сколько существует мир, поэтому он никогда не меняется.

На нем была широкая рубаха с поясом и узкие штаны.

Положив Клауса поближе к печке, чтобы он отогрелся, палач достал хлеб и пиво для себя и Суль.

Они молча ели. Потом Суль спросила:

— Что ты знаешь обо мне, хозяин?

Он ответил, не глядя на нее:

— Я знаю больше других. Я знаю, кто такая ведьма с кошачьими глазами. Власти за ней охотятся. Но я не назвал ее имя.

— Спасибо, — просто сказала Суль.

— Твой приемный отец хороший человек. Вы помогли мне однажды, не отказав мне и не обидев презрением.

Больше они ни о чем не говорили.

Перекусив, они занялись Клаусом. Жизнь в нем еще теплилась. Палач предложил ей постель в крошечной комнатушке — это была единственная постель в доме. Суль залезла под одеяло, полумертвая от усталости, с натруженными руками и ногами.

Палач вошел в комнатушку и лег с ней. Ей было все равно. Несколько раз в течение ночи она чувствовала, что он овладевал ею, но была слишком уставшей, чтобы протестовать. Она позволяла ему делать это. Он был одиноким мужчиной. Конечно, от него воняло немытым телом, но ведь он помог ей. Это была ее благодарность.