– Понравились? – спросил хозяин, видя, как я моментально уничтожила выпечку.
Еще бы не понравиться! Невзрачная на вид булочка по вкусу напоминала праздничный сдобный кулич.
– Эх, жаль, с кремом не принес, – сокрушался Аристарх, – те лучше. К нам со всей Москвы ездят, все потому, что секрет знаю. У меня дед работал калачником у Филиппова.
– Кем? – не поняла я.
– Калачи пек, – пояснил Аристарх. – Отец на хлебозаводе семьдесят лет вкалывал. В пятнадцать пришел тестомесом, в восемьдесят пять на покой отправился. Знаете, у пекарей отличное здоровье, живут долго, наверное, потому, что работа у нас радостная. Вы вот только больных и видите, а я людям счастье дарю. Пришел домой, устал, съел кусок хлеба свежего с маслицем или вареньем, булочку за щеку отправил – и хорошо, душа радуется!
Чем больше слушала я бесхитростные рассуждения Косопузова, тем явственней понимала, что этот мужик не способен украсть детей. Весь как на ладони, со своими калачами и булочками. Может, он не тот Аристарх?
– Честно говоря, удивлена, что вы пекарь, думала, что военный, – пошла я в атаку.
– Почему?
– Отдыхали в девяностом году в военном санатории?
– Откуда знаете-то?
Я пожала плечами:
– Меня попросила зайти к вам библиотекарь и напомнить про сборник Анны Ахматовой.
– Еж твою налево, – возмутился Аристарх, – а я думал – вы из поликлиники… Да не брал книгу бабы этой. Уже объяснять надоело. Не брал. Только газеты читаю, ну на кой шут мне любовные стихи! Перепутала бабка, не на того книжку записала, и меня сколько лет напрасно совестит… Теперь вот вас прислала. Ну, коза старая! Ведь не ближний путь отмахали из-за ерунды такой…
– Ничего, – успокоила я его, – честно говоря, хотелось на вас посмотреть.
– Что я, витрина, чтоб разглядывать!
– Много слышала о вас от моей сестры. У вас с ней когда-то роман был…
Аристарх так и подскочил на табуретке.
– Да ты чего! Хорошо, Ленки дома нет, ляпнула бы при ней глупость, она б меня убила! Какой роман! Всю жизнь с одной женой живу, на сторону ходить некогда, надо дитев на ноги ставить. Целый божий день в муке по ноздри колупаюсь. Мне вечером не то что бабу, жить не хочется – руки-ноги ломит.
Ишь как испугался, а ведь только что хвастался отменным здоровьем. Сейчас еще больше припугнем.
– Врать нехорошо, – назидательно произнесла я, вытаскивая из сумки фотографию, – книжечку уперли и сестричку мою прекрасно знали. Глядите!
Аристарх вспотел, потом засопел, наконец открыл рот и заявил:
– А денег у меня все равно нет вам за молчание платить. Лида обещала, между прочим, никому не рассказывать…
– К сожалению, Лида Артамонова в тяжелейшем состоянии, находится в больнице, – пояснила я. – И врачи разыскивают отца девочек.
На Аристарха было просто неловко смотреть. Вот уж не думала, что такой огромный красивый мужик может испугаться до полной отключки.
– Какие еще дети, – забормотала загнанная в угол жертва. – Ерунду несешь. Мои дочки в школе, на стороне никого не имеем…
Я вытащила из сумочки красивые корочки с золотыми буквами МВД и повертела перед носом вконец поверженного Аполлоновича.
– Хватит врать. Не хотела вас пугать, думала, честно признаетесь. Не хотите – не надо. Собирайтесь!
– Куда? – как под наркозом спросил пекарь.
– В отделение. Да не забудьте кружку, ложку, миску, мыло и тапочки. Кстати, имеете право позвонить защитнику.
– Кому?
– Адвокату.
– Нет такого закона, чтоб за пропавшую книжку арестовывать! Ну навязала мне ее библиотекарша, дура старая. Попросил что-нибудь интересное, вот она мне и сунула. Открыл в номере, просто читать невозможно, любовь, да еще в стихах, понес назад, а бабки нет. Оставил том на столе и ушел. Если ее кто потом упер, я не в ответе, – занудил мужик.
– Да забудьте вы про Ахматову. Что было у вас с Лидой Артамоновой?
Аристарх нервно задергал шеей, но промолчал.
– Знаете что, – принялась я искать к нему подход,– вы мне нравитесь почему-то, я вижу, человек вы положительный. Сделаем так: чистосердечно рассказываете правду, и я оставляю вас в покое. Показания оформлять не стану, просто выслушаю – риска для вас никакого. Откажетесь – отвезу в СИЗО, устрою очную ставку с Артамоновой в присутствии вашей жены.
– Значит, если выложу все как было прям сейчас, арестовывать не станете? – уточнил бедняга затравленно, глядя на бордовые корочки, купленные мной на Митинском рынке за двадцать пять рублей.