Вера же принялась трудиться как ненормальная.
– Выполняла любые дурацкие указания Валерии, – рассказывал Олег. – Просто в рот смотрела, таскала ей до квартиры сумки с продуктами, чуть ли не полы у Артамоновой напрашивалась мыть. И знаете, высидела-таки свое!
Несколько недель тому назад ей досталась роль. Но какая! Ни в студенческой постановке, ни в курсовом спектакле, а у самого Фреда Кройнева, решившего воплотить на московской сцене великую «Электру». За роль Электры сражались почти все столичные актрисы от двадцати до пятидесяти. Но Фред хотел новое, наивное, «незамусоленное» лицо, и Валерия Петровна предложила Веру. Все недоумевали, почему роль досталась не Насте.
Мартиросян тяжело пережила удачу подружки. Плакала несколько дней. Олег тщетно пытался ее успокоить. А позавчера окончательно сошла с катушек, к тому же у нее кончился героин и началась ломка.
– Ей было так плохо! – вспоминал Фадеев. – Думал, коньки отбросит!
– И поэтому решил убежать, бросив ее одну, даже не вызвав врача, – возмутилась я. – Хорош друг!
Олег покраснел и стал оправдываться:
– У меня завтра начинаются репетиции! А вдруг бы «Скорая» вызвала милицию? Вам хорошо, сунули им сто баксов, те и отвязались. А у меня таких денег нет. Приехали бы менты и засадили меня – оправдывайся потом. Нет, я так не могу.
Я глядела на «Алена Делона» изумленно. Он что, всерьез это все говорит?
Из спальни раздался протяжный стон.
– Подожди здесь, – велела я и пошла в комнату.
Настя сидела, покачиваясь на кровати. Цвет ее лица напоминал первую весеннюю траву, глаза, обрамленные темными полукружьями, совершенно ввалились, но взгляд был осмысленный.
– Вы кто? – простонала девушка.
– Милиция.
Мартиросян рухнула на подушку.
– А, все равно, арестовывайте, только пить принесите.
– Где твои родители? – спросила я, подавая воду.
Жадными глотками опустошив стакан, девушка пояснила:
– На гастролях.
– А ты, значит, тут оттягиваешься, пока надзирателей нет.
– Да пошли вы, – огрызнулась Настя, закрывая глаза. – Мне теперь все равно, хотите сажайте, хотите вешайте…
В коридоре хлопнула дверь. Я вышла в прихожую. Трусливый «Ален Делон», боящийся пропустить завтрашние репетиции, поспешно бежал.
– Твой любовничек сделал ноги, – сообщила я, возвращаясь в спальню.
Мартиросян лежала лицом к стене.
– Слышала? Удрал твой Ромео.
– Скатертью дорога… – отмахнулась Настя. – И вам тоже.
Я разозлилась:
– Послушай, могла бы и повежливей. Тебе просто повезло, что я пришла.
Девушка хрипло засмеялась и повернулась ко мне скукоженным личиком.
– Да уж, сказочное везение, попасть в руки легавки… Живо заметете.
Однако выраженьица у будущей актрисы!
– Посмотри сюда, – велела я, садясь на кровать.
Привыкшая повиноваться приказам, студентка уставилась на меня лихорадочно блестевшими глазами.
– Ну?
– Во-первых, срок дают не за употребление наркотиков, а за их распространение. Тебе грозит лишь больница, но, если раскинешь оставшимися мозгами, поймешь, что подобная перспектива не так уж и плоха. По крайней мере избавишься от зависимости, человеком станешь.
– Я не наркоманка, – стала уверять Мартиросян. – Всего несколько раз и попробовала, могу соскочить в любой момент.
Знакомые песни! Что алкоголики, что наркоманы – все на одно лицо!
– Да ты погляди на себя! На мумию ведь похожа. Еще несколько недель, и в институте станет все известно. Артамонова тебя тогда выгонит!
– Она меня уже выперла, – всхлипнула Настя. – Порекомендовала на Электру Верку. Знаете, какая это роль? И что ожидает ту, которая сыграет у Кройнева? Да разве вы можете это понять!
И она опять зарылась носом в подушку.
– Вера умерла, – напомнила я, – и, если приведешь себя в порядок, роль может достаться тебе. Хочешь, поговорю с Лерой, она моя хорошая знакомая?
Настя выскочила из одеяла, словно выброшенная пружиной, и упала передо мной на колени. Вытянув вперед молитвенно сложенные руки, она заголосила:
– Миленькая, любименькая, родненькая, да я все для вас сделаю, на животе от Москвы до Вашингтона проползу, только помогите.
Я вздохнула. Да, девчонка, как все актрисы, не упустила возможности устроить спектакль. Малый театр на дому!
– От Москвы до Вашингтона невозможно проползти на животе.
Не ожидавшая подобной реакции девушка растерялась и совершенно нормальным тоном спросила, демонстрируя подростковое упрямство: