Контрольный поцелуй

Я поглядела в зеркало и осталась довольна. Оттуда глянула усталая тетка лет пятидесяти пяти, изо всех сил старающаяся быть модной. Тушь с ресниц осыпалась и слегка размазалась, но я не стала убирать черные пятна.

Уже в Оружейном переулке с омерзением влезла в бесформенные тапки из искусственной кожи, внутри которых написано – «итальянский стиль». Прихватила матерчатую сумку и двинулась к подъезду.

Дверь открыл сам Савостин. Я сразу узнала его и лишний раз порадовалась, что так тщательно подготовилась к встрече. Лицо хозяина казалось добродушным, такой же мясистый нос и безвольные губы, как у Жанны Яковлевны. И глаза точь-в-точь как у сестры, карие, большие. Только у Савостиной они лучистые, ясные, спокойные, а у Сергея взгляд волка – недобрый и тяжелый.

– Кто там, Славик? – раздался женский голос из глубины квартиры.

– Не знаю! – крикнул мужик и спросил: – Вы к кому, гражданочка?

Я изобразила смущение и, переминаясь с ноги на ногу, принялась бестолково излагать суть дела:

– Дык, вот, это самое, понимаете, простите, конечно, за беспокойство, Расторгуева ищу, Славика.

– Я, – ответил спокойно Савостин.

– Расторгуев Святослав Николаевич, 1949 года рождения?

– Он самый, – без тени смущения соврал уголовник и принялся обшаривать меня изучающим взглядом.

Жаль, что не нарисовала себе карандашом варикоз на ногах! Ну, погоди, посмотрим, как тебе понравится продолжение.

– Славик?! – робко спросила я. – Чегой-то ты так изменился, сердешный? Прям не узнать, хотя ведь и я не помолодела. Или не признал?

– Лицо вроде знакомое, – попытался вывернуться Савостин, но я уже зарыдала в голос, стараясь не размазать макияж.

– Ох жисть проклятая, да что же мы с собой сделали, ой, мамонька наша не дожила, вот горе-то, горе.

Савостин, совершенно не понимая, что происходит, маленько прибалдел. Но тут в коридор вышла миловидная женщина лет сорока в фартуке. За ней приплыл чудесный запах жареного мяса.

– Кто это, Слав? – спросила она.

Савостин замялся, и я решила внести в ситуацию ясность:

– Сестра я им единственная, только меня не узнает, да и понятно, сама его еле-еле признала. Был худенький да маленький, а теперь закабанел. Старость-то не красит!

– А вы, часом, не ошиблись? – недоверчиво спросила женщина.

– Вот, – радостно сообщила я, подсовывая ей квитанцию из «Мосгорсправки», – гляньте, адреса-то не знаю, пришлось разыскивать, целых двадцать рублей отдала. Как в Москве все дорого! Поехала на проезд этот, а там бабка сюда отправила…

– Квартиру сдаю, – буркнул Сергей.

Его глаза лихорадочно перебегали с меня на женщину.

– Так что ж мы стоим в дверях, – приветливо улыбнулась хозяйка, – проходите.

Мы направились в кухню.

– Ты, Славик, говорил, что родственники умерли, – удивилась женщина.

– Да у меня, Иришка, и прямь почти никого не осталось, – промямлил Сергей.

– Чтой-то ты несешь, – возмутилась я, – а брательники, а Лизка с Катькой, а снохи – чем мы тебе не родня? Ишь какой, уехал в Москву да загордился! Ясное дело, деревенские уже не нужны! Ты вон сколько годов дома не казался! Меня вот не признал!..

– А вы откуда приехали? – поинтересовалась Ира.

– Деревня Рябиновка Тульской области, – пояснила я.

– Звать-то твою сестру как? – обратилась Ира к Сергею.

Тот опять почувствовал себя не в своей тарелке, но в мои планы не входило пока разоблачение самозванца.

– Анна Николаевна, мы свои ведь, Нюшей зовите, не привыкли мы к отчеству.

– Вы, Анечка, наверное, проголодались, – хлебосольно заметила Ира и наполнила тарелку удивительно вкусным мясом и картошкой.

Я принялась уничтожать угощенье, походя вываливая нехитрые новости. Лизка без мужа родила троих, Катька при супруге, но лучше б осталась одинокой. У нее семеро по лавкам, а хозяин пьет в темную голову. Зато у брательников полный порядок – оба работают фермерами, свиней разводят, и снохи попались работящие…

От обилия негаданных родственников у бедного Сергея Яковлевича небось голова пошла кругом, а я все сыпала и сыпала подробностями, без конца тормоша очумевшего мужика.

– Дом-то материн еще совсем хороший – помнишь, Славк, там сарай был кирпичный?

– Ну! – буркнул Савостин.

– Весь развалился, – радостно сообщила я, – а вот изба стоит, добрая, пятистенок, печка не дымит, и картошки можно хоть десять соток посадить. Вот из-за дома-то я и приехала. Мать померла, а мы, дети, наследники. У братьев и сеструх у всех по своему дому, да и у меня хороший сруб. Материн продать хотим. Но без Славы никак нельзя. Так что надо ему в Рябиновку ехать и с родными потолковать.