Дантисты тоже плачут

– Почему же Роза сама не родила для любовника?

– Она бы с радостью, но много лет тому назад сделала операцию по перевязке труб. Не хотела беременеть и пить постоянно гормональные препараты.

– Кто родил Владимиру сына?

– Понятия не имею, Роза, по-моему, тоже была не в курсе. Владимир клялся, что не спал с суррогатной матерью, а отвел ту на искусственное оплодотворение. Как бы там ни было, мальчишка получился просто отличный – здоровый, веселый, страшно на отца похож. Девочка в мать пошла. Вот как бедной Розочке не повезло! Столько времени ждала смерти Нелли и совсем чуть-чуть прожила после ее кончины сама. Как несправедлива жизнь!

Элла замолчала. Я тоже не произнесла ни слова, раздумывая, удобно ли предложить ей за откровенность деньги. Поколебавшись, все же не решилась и попросила только адрес четвертой роженицы – Веры.

Первый, кого я увидела, вернувшись домой, был Владимир. Он сидел в гостиной. При моем появлении стоматолог смущенно проговорил:

– Даша, дорогая, простите дурака. После смерти Нелли совсем разума лишился.

И он протянул гигантскую коробку конфет – килограмм этак на пять, – перевитую шелковой лентой. Я раскрыла подарок и велела подать кофе.

– Очень устал, просто невероятно, – плакался стоматолог, – стал срываться, нервы не выдерживают. На днях накричал на больного. Поехал доклад делать, так чуть с ума не сошел, беспокоясь, как там дети.

– В другой раз звоните мне, всегда помогу.

Дантист чуть не расплакался:

– Даша, не убивайте своим благородством. Честно говоря, боялся, что и разговаривать со мной не станете.

Я мило улыбнулась ему. Ну и жук ты, Владимир. К тому же и грубиян. Интересно, кто родители Евы и от кого родился Юра. Скорей всего покойная Роза знала ответ на эти вопросы. Может, она поделилась с Верой?

К прелестной булочнице я попала только в субботу. Маленький магазинчик располагался на перекрестке шумных улиц. Внутри толпились покупатели. За прилавком суетились сразу три продавщицы, и все маленькие, черненькие, носатенькие. Явно мать и дочери. Я спокойно дождалась очереди и обратилась к старшей:

– Вера, меня прислали из отдела по усыновлению…

Внезапно булочница сделалась белее безе и ухватилась за край прилавка. Дочери с тревогой посмотрели на мать.

– Так и знала, что все когда-нибудь откроется, – пролепетала та, глядя на меня, как жертва на палача. – Зря Надя затеяла глупость.

Увидев, что Вера испугалась, я приободрилась и предложила поговорить без свидетелей. Через пару минут меня провели внутрь кондитерской и усадили в маленьком тесном помещении, насквозь пропитанном запахами корицы и ванилина. Вера с затравленным видом уселась напротив. Я прокашлялась и попробовала убедительно изобразить строгого инспектора:

– Сейчас следует рассказать только правду.

Булочница лихорадочно закивала головой и расплакалась.

– Давно хотела, да как-то страшно. И потом, ничего уже не исправить, столько лет прошло. Надя умерла, Кристина тоже. Кому от правды хорошо будет? Несчастному ребенку? По-моему, лучше все оставить как есть.

Ничего не понимая, я с умным видом закивала головой.

– Органы опеки всегда стоят на страже интересов ребенка, но нам следует знать правду.

Вера вытащила огромный красный платок и вытерла лицо.

– Ладно, расскажу. Столько лет хранила тайну и мучилась, что плохо делаю. Наверное, следовало сразу сообщить доктору, но Надя так плакала, так умоляла, а потом угрожать стала!

История Веры выглядела совершенно невероятно. Четыре малообеспеченные женщины рожали бесплатно, то есть тогда, в те далекие годы, все лежали в больницах якобы бесплатно, а на самом деле совали врачам в карманы халатов тугие конверты. Но эти четыре женщины не могли платить. Уход за ними был соответственный. 15 октября их после родов положили в палату и забыли. Все внимание персонал отдавал платным пациенткам. Больше всех возмущалась экспансивная Надя: «Ну и дела, даже анальгина не дали. За кошкой и то лучше ухаживают». В довершение женщинам забыли привезти обед. Часа в четыре Надя, кряхтя, влезла в халат и пошла наводить порядок. Вернулась она через полчаса странно притихшая.

– Да, девочки, – сказала она подружкам, – мы здесь товар третьего сорта.

Выяснилось, что в поисках дежурного врача женщина забрела в палату для обеспеченных пациентов. Увиденное ошеломило ее. В просторной комнате находилась всего одна молодая мать. Белье на кровати выглядело безупречным, не то что старенькие пододеяльники в пятнах на их постелях. На тумбочке у богачки теснились соки и тарелки с фруктами и конфетами. Больше всего обозлили Надю роскошная кружевная ночная сорочка и новые теплые тапочки. В палате работал электронагреватель, и повсюду в вазах торчали букеты.