Петля желания

Поскольку в доме не оказалось лишнего стула, хозяин предложил гостям сесть на кровать.

Черт, он мог бы потрудиться и заправить ее к их приезду. Покрывало он много лет назад купил на какой-то гаражной распродаже. Посеревшее от стирок, оно лишь частично закрывало не первой свежести простыню. Гости осторожно сели в ногах кровати, и пружины матраца угрожающе скрипнули.

Дейл взял за горлышко бутылку «Джека Дэниэлса»:

– Будете?

Гости отрицательно покачали головами.

– Не будете возражать, если выпью я?

Не дожидаясь ответа, Муди плеснул себе в стакан янтарной жидкости. Сделав глоток, поставил стакан на стол. Затем закурил и, выпустив струю дыма, откинулся на спинку кресла. Искоса посмотрев на них еще разок, сделал вид, что готов внимательно их выслушать.

Беллами посмотрела на Дента и, когда тот ничего не сказал, кивком указала на книгу, лежавшую на телевизоре.

– Вы читали ее?

– Угу.

– Что вы о ней думаете?

– Хотите услышать отзыв? Хорошо написано.

– Я верно изобразила события?

– Более или менее.

Дент выпрямился, и кровать покачнулась.

– Это не ответ. Мы проделали долгий путь не для того, чтобы любезничать с вами.

Дейл сделал глоток виски.

– Зачем же тогда вы сюда приехали?

Беллами подалась вперед:

– Чтобы вы честно рассказали мне о том, действительно ли Алан Стрикленд был виновен.

Хозяин дома выдержал ее взгляд ровно столько, насколько ему хватило мужества, затем отвел глаза в сторону и принялся разглядывать кончик дымящейся сигареты.

– Наверное, он все еще считает, что Сьюзен убил я.

Дейл Муди, зная, что Дент сказал это в надежде его спровоцировать, быстро парировал:

– Я считал и по-прежнему считаю, что ты был на это способен.

– Конечно, а тебе ничего не стоит снова прижать к моему глазу отвертку.

– Дент! – укоризненно произнесла Беллами, призывая его угомониться.

Стоило Денту напомнить Муди, что тот едва не совершил непоправимое, лишь бы вырвать у него признание, как желудок бывшего копа скрутило в тугой узел.

– Я ни минуты не верил в твое алиби, что бы там ни говорил этот старик с аэродрома.

– Мы в тот день летали на самолете.

– Конечно, летали. Разве я с этим спорю? Чего я не смог бы доказать, так это во сколько вы приземлились.

– Все было записано в полетном журнале Голла.

– Как же, как же. Он мог записать в нем что угодно. Думаешь, я такой дурак, что в это поверил?

– Нет, я думаю, что ты умный. По крайней мере, тебе хватило ума сказать тогда Рупу Кольеру, что у вас не получится выдвинуть против меня веских обвинений. И тогда ты решил, что будет проще навесить убийство на Алана Стрикленда.

Дейл так быстро вскочил, что едва не опрокинул подставку для телевизора. Правда, он успел подхватить бутылку виски, иначе бы та упала на пол. Затушив сигарету в переполненной окурками пепельнице, он направился к двери, чувствуя на себе их взгляды, жгучие, как раскаленная кочерга, которой его как будто ткнули в спину.

Внезапно бывший полицейский понял, что страшно устал за эти годы. Устал и телом, и душой. В буквальном смысле устал до смерти. И главное, почти на два десятка лет опоздал исправить собственную жизнь. И все же у него осталась последняя попытка, и он решил, что не простит себя, если ею не воспользуется.

– Был обеденный перерыв. Я сидел в мексиканском ресторане в восточной части города. Мне позвонил Хеймейкер и сказал, что утром на тюремном дворе убили Алана Стрикленда. Три раза всадили нож в спину, и он упал как подкошенный. Каждый удар пришелся во внутренний орган. Через минуту Стрикленд был мертв. Похоже, он связался с дурной компанией…

Дейл замолчал и через плечо посмотрел на гостей:

– Согласитесь, что это был скользкий тип. В тюрьме он связался с компанией таких же, как он сам, негодяев. – Хозяин дома вновь повернулся лицом к гостям. – Убийцу обвинили в разжигании вражды между бандами заключенных, хотя никому никогда не выдвигали таких обвинений.

Услышав это, я отодвинул тарелку с едой, выскочил из ресторана, и меня стошнило.

Меня вывернуло на-изнанку, вычистило полностью, но я еще долго блевал одной желчью.

Потому что в последний раз я видел Алана Стрикленда в ту минуту, когда его под конвоем выводили из зала суда после того, как был зачитан приговор. Он повернулся к галерке, где я сидел, посмотрел мне в глаза и громко сказал: «Я не убивал ее. Бог тому свидетель».