Гарпия с пропеллером

– Михаил Александрович! Вы выздоровели!

Милиционер пошевелил плечами:

– Болит, зараза!

– Зачем же вышли?

«Пончик» улыбнулся:

– Я на работу, как на праздник.

– Я опять что-то нарушила?

– Нет, спасибо хотел сказать за подарок.

– Такая ерунда!

– Не скажите, дорого внимание, – ответил Михаил Андреевич и добавил: – Этот-то, на черном «Запорожце», теперь старается где надо повернуть. Вот бедолага, по шесть-семь раз по проспекту круги нарезает, пока впишется. Вы ему скажите, я зла не помню, пусть уж в платный поворот катит, отвернусь в сторону.

– Спасибо, – ухмыльнулась я, – только я ничего ему не передам, он надо мной постоянно смеется и хвастается своими шоферскими навыками, вот пусть и тренируется.

Михаил Андреевич захохотал. Его лицо освещали красно-синие, быстро мелькавшие огоньки, которые отбрасывали фонари, установленные на крыше патрульной машины.

– Ну, рад был встрече, – начал было постовой и вдруг, выбежав на проезжую часть, резко замахал жезлом.

Роскошный джип, только что нагло проскочивший на запрещенный сигнал светофора, затормозил прямо возле моего «Пежо» и патрульного автомобиля. Дверь открылась, из салона выползла совершенно пьяная девица в мини-юбке и коротенькой норковой курточке. Покачиваясь на километровых каблуках, она икнула, мутным взглядом оглядела красно-синюю мигалку «Форда», потом навалилась на Михаила Андреевича и хрипло спросила:

– Слышь, толстый, ну-ка скажи, на какой я дискотеке? А еще лучше, притарань мне водки.

Постовой побагровел, но не растерялся. Распахнув дверь милицейской машины, он велел пьянчужке:

– Садись, там у нас стол стоит!

Девица, еще раз громко рыгнув, неловко завалилась на заднее сиденье.

– Видала? – спросил постовой.

– Да уж, – покачала я головой, – вы ее не отпускайте.

Он нахмурился:

– Кто же смерть на дорогу выпустит! Думаете, раз по пятьдесят рублей за поворот беру, так я на все способен? Нет, знак там, на проспекте, никому не нужен, так, мелкое нарушение, а это… Да она сама разобьется и с собой на тот свет людей прихватит.

Помахав ему рукой, я уехала. Надо же, мне и в голову не могло прийти, что абсолютно пьяная девица сядет за руль. И как только она не попала в аварию. Хотя, говорят, алкоголиков бог бережет.

Приходько оказался дома, более того, он сам открыл дверь и на мой вопрос: «Ростислав тут живет?» – ответил: «Ну, слушаю».

От фотографа исходил резкий запах спиртного, лицо его покрывала трехдневная щетина, глаза были красными, волосы встрепаны, и, похоже, он спал прямо в верхней одежде, потому что и его брюки, и рубашка были измяты донельзя.

– Что хотите? – весьма неприветливо спросил он и поскреб грязными ногтями подбородок.

– Заказ примете?

– Чего? – нахмурился Приходько. – Тут частная квартира, вы перепутали, прачечная на первом этаже.

Он хотел захлопнуть дверь, но я быстро сказала:

– Вы же фотограф Ростислав Приходько?

– Ну, – буркнул хозяин.

– Мне сказали, что вы можете поработать на свадьбе, мы заплатим.

Приходько скривился:

– Кто такую глупость-то сморозил? Я давно не снимаю, болею очень, давление у меня.

Судя по амбре, которое вырывалось изо рта Ростислава, давит на него в основном алкоголь, причем не лучшего качества.

– Меня отправила Милена Титаренко.

– Милка? – удивился пьяница. – Она жива?

– Конечно, а почему вас это удивляет?

– А ну заходи, – велел хозяин и посторонился.

Глава 29

Квартира напоминала сарай. Я попала только на кухню, но думаю, комнаты выглядели не лучше. На грязном окне вместо занавески серела газета. На столе вперемежку валялись огрызки хлеба, смятые пакеты из-под чипсов, стояли две вспоротые банки с остатками дешевых рыбных консервов и несколько чашек, давным-давно не мытых. Пол был затоптан, вот тараканов не наблюдалось, или они ждали ночи, чтобы выползти из нор.

– Так Милка жива? – повторил Ростислав, плюхаясь на табуретку.

– Она молодая женщина, чего ей умирать.

– Вот… ядрена Матрена, – забормотал Приходько, – а мне сказали, тапки откинула!

– Кто сказал?

– Да баба приезжая, объяснила, умерла Милка, я страшно расстроился! Такие деньги!

– А при чем тут деньги? – осторожно осведомилась я.

Приходько широко зевнул, обнажились черные обломки зубов.

– Эх, пивка бы, – пробормотал он и уставился на меня.