Дама с коготками

Покалякав еще немного с говорливой бабулькой и выслушав весь набор жалоб, начиная со здоровья и заканчивая ценами, я стала прощаться.

Погода испортилась окончательно, в лицо сыпал мелкий снег, ледяной ветер пробрался за воротник. Я вскочила в машину, включила печку и посмотрела на часы. Надо же, всего пять часов, а уже темно. День выдался напряженный, хотелось отдохнуть в тишине, и я поехала к Войцеховским.

Но, едва открыв дверь гостиной, поняла, что покоя здесь не найти. Все самозабвенно ругались.

– Ну сама ты, Анька, виновата, – горячилась обычно апатичная Диана, – не хотела говорить, а ты в душу лезешь, вот и получай, что заслужила! Ты Пете надоела!

– Закусывать надо, когда пьешь, – огрызнулась Анна, – пойдем, Петя, собирайся домой.

– Никуда я не поеду, – заявил непокорный муж.

– Нет, поедешь, – завелась Анна и стала вытаскивать супруга из кресла.

Завязалась потасовка.

– Отстань от него, – зашипела Диана.

– Не указывай, как мне с родным мужем обращаться, за своим приглядывай, – окончательно вышла из себя Анна.

– Ты ему сто лет не нужна, – процедила Диана.

Кирилл совершенно спокойно читал газету, как будто это ругалась не его жена.

– Уж не ты ли меня заменишь? – ехидно спросила Анна.

Диана покраснела и, покосившись на Кирилла, сказала:

– Я честная женщина, мне чужого не надо.

– Ха-ха-ха, – очень внятно сказала Анна.

Диана вспыхнула свекольной краснотой и, топнув от злости ногой, вылетела из комнаты. Петька побежал за ней. Анна залилась злыми слезами.

– Пойди скажи своей жене, – закричала она Кириллу, – чтобы оставила моего мужа в покое. Слышишь?

И, подскочив к доктору, женщина вырвала у него из рук газету. Кирилл неожиданно спокойно произнес:

– Аня, не волнуйся, все обойдется. Лучше выпей валокордина или, если хочешь, рюмку коньяку, чтобы расслабиться.

– Мне не надо расслабляться, – завизжала Анна, – хочу, чтобы ты призвал к порядку свою жену, которая трахается с моим мужем.

– Дурдом, – вставила Лена. – Успокойся, Анюта, никому твое сокровище косорылое не нужно.

Дебоширка неожиданно рухнула в кресло и стала громко причитать:

– У него язва желудка, простатит, а корчит из себя белого и пушистого.

Кирилл вздохнул:

– Да не переживай ты так! Дианка тебя нарочно дразнит. Ничего у них с Петькой нет, натура у нее такая вредная, любит исподтишка дергать. Если хочешь знать, ей кровать до лампочки.

«Вот тут ты, милый, ошибаешься», – подумала я, вспоминая недавнюю сцену в Ларискином будуаре.

Доктор продолжал успокаивать Анну:

– Не обращай внимания, не дергайся, Диане от этого одно удовольствие. Сделай вид, что тебе наплевать, она и отвяжется от Петьки.

– Дать ей разок в нос, – продолжал Степа, – сразу угомонится. Ты бы Кирилл, правда, урезонил бабу.

Кирилл вздрогнул:

– Я для нее пустое место, слушать не станет. И вот ведь парадокс: не красавица, не умница, любовница аховая, хозяйка ужасная, а мужики липнут, словно мухи к говну.

Серж крякнул:

– Зачем вы с ней живете? Не в Италии находимся, развод разрешен, что мешает освободиться?

Доктор безнадежно махнул рукой и вышел. Наступило молчание. Потом его нарушил Степан:

– Дианин папа был такой замухрышистый инженер, всю жизнь на ста рублях в НИИ чах. А как перестройка началась, неожиданно занялся компьютерами. Оказалось, у него просто талант, за два года разбогател. Несколько магазинов, сервисный центр, куча мелких точек. Диана до тридцати лет в девках сидела, никто на такое сокровище не польстился. Баба она гадкая, вредная, капризная. Папа увидел, что на руках перестарок зреет, и купил Кирилла. Помог ему с работой, устроил в модную клинику. Зарплата в валюте, квартира у них с Дианой роскошная, дача в Переделкине, – а все Дианин папка, и блага жизни записаны на дочку. В случае развода Кирюха нищий, в одних штанах останется. Его благоверная это знает и издевается над мужем как хочет. То молчит целыми днями, то болячки у себя находит и в больницу укладывается. Не соскучишься. Жаль мужика.

– Видели глазки, что покупали, теперь ешьте, хоть повылазьте, – резко встряла в Степин монолог Лена.

Анна продолжала судорожно всхлипывать. Серж подошел к ней, обнял за плечи.

– Дорогая, – вкрадчивым, ласковым голосом завел психолог, – представляю, как тебе обидно. Вложить всю душу и сердце в Петю и оказаться в таком дурацком положении, да еще при посторонних.