Глава 22
Нетерпение было столь велико, что в Женькин отдел я ворвалась ровно в десять утра.
– Как Лиззи провела ночь на новом месте?
– Чудесно, – отрапортовал эксперт, – приготовили корзиночку с подстилкой на кухне, но собачка, судя по всему, чувствовала себя там неуютно, так что пришлось пустить ее в спальню. В кровать, естественно, не положили, в кресле спала.
Я усмехнулась. Сто против одного, что уже завтра Лиззи станет нежиться на супружеском ложе. Не замечая моей ухмылки, Женька продолжал:
– А какой чудесный характер! Интеллигентный. Есть не требовала, гулять не просилась.
Ну что ж! Начался процесс превращения обычного человека в страстного собачника. Не пройдет и месяца, как терьерица будет выбирать между парной говядиной и рыночным творогом. Надо было видеть, с какой радостью Женька схватил «Питание здоровой собаки».
– Женечка, – сказала я ласково, – есть одна старая, очень ценная для меня фотография. Но на снимке образовался дефект, подскажи, как от него избавиться?
Эксперт взял фото, сунул под какой-то аппарат и через пару минут вынес вердикт:
– Снимок в отличном состоянии. Просто у женщины большое родимое пятно.
– Надо же, вот интересно. А может родимое пятно рассосаться?
Эксперт почесал нос:
– Думаю, нет. Только доморощенные экстрасенсы обещают избавить от опухолей, пятен и рубцов. Помочь может только хирург.
– Хочешь сказать, что родимое пятно можно удалить?
– Похоже, что так. Есть специальные методики. Приносишь справку от онколога и – вперед.
– Где это делают?
– Да везде – в Институтах красоты, например.
– А в конце сороковых умели убирать родинки?
– Думаю, да, но об этом лучше спросить специалиста. Слушай, а две собачки станут ругаться?
– Почему? – изумилась я. – У нас четыре живут тихо и мирно.
Домой я вернулась в растрепанных чувствах и позвонила Оксане. Она хирург, может, объяснит ситуацию?
– В конце сороковых? – переспросила Ксюша. – Если и делали нечто подобное, то лишь на кафедре косметологии в Первом меде, спроси там Августу Павловну, скажи, от меня.
И я поехала в Первый мед. Комната, увешанная плакатами, выглядела устрашающе. Ни за что не стала бы работать рядом с ободранной человеческой головой! Но медиков такая ерунда, видимо, не смущала; когда я вошла, они как раз пили чай.
Августа Павловна, услышав, что меня прислала Оксана, расплылась в довольной улыбке.
– Родимое пятно? Большое? И где оно было расположено?
Узнав, что на шее, косметолог покачала головой.
– Сложное место! Лучше всего обратиться к нашему бывшему заведующему кафедрой – Петру Львовичу. Если кто и мог в те годы убрать такое пятно, так это он.
Пообедать мне так и не удалось. Августа Павловна позвонила старому доктору, и тот велел приезжать, а путь не ближний – Ломоносовский проспект, дом преподавателей МГУ.
Квартира доктора напоминала музей. Везде картины в бронзовых рамах, всевозможные статуэтки и антикварная мебель. Хозяин был одет в атласную домашнюю кофту и безукоризненно отглаженные фланелевые брюки. В воздухе витал запах дорогого парфюма. Сам Петр Львович с копной роскошных, абсолютно черных волос словно сошел с картины «Завтрак аристократа». Эдакий дамский угодник. Он взял у меня куртку, и я поняла, что попала по адресу. Именно этот человек может ответить на многие вопросы: на мизинце левой руки сверкало кольцо – две перекрещенные кости из золота. Проследив за моим взглядом, Петр Львович мило улыбнулся:
– Каюсь, грешен. Люблю всевозможные украшения. Уж сколько меня на партсобраниях ругали за кольцо! А я отбрыкивался, мол, покойная бабушка подарила.
– Это правда? Про бабушку.
– Нет, конечно. Пациентка преподнесла за удачно сделанную операцию.
– Удалили большое родимое пятно с шеи?
Петр Львович восхитился:
– Дорогая, вы, очевидно, прорицательница. Как догадались? Именно родимое пятно и именно с шеи. Кстати, вам нужна моя консультация? Беру по сто долларов.
Я достала столь любимый всеми портрет Франклина и спросила:
– Как звали пациентку?
Доктор наморщился.
– Фрида.
– Детали помните?
Петр Львович усмехнулся:
– Отчетливо вспоминается дрожь в коленях. Эта история здорово отразилась на моей судьбе. В 48-м меня, двадцатипятилетнего, оставили работать на кафедре. Косметическими операциями ради красоты тогда не занимались. Всякие подтяжки, удаление морщин – считалось, что советскому человеку такое ни к чему. Пытались помогать людям после аварий, пробовали вернуть божеский вид обгоревшим, старались исправить огрехи фронтовых хирургов. Те о красоте не очень-то заботились и часто оставляли на лице и теле ужасающие швы. А вот изменить форму носа или прижать ушные раковины, чтобы не торчали, считалось делом ненужным.