Магия грез

К слову о манипулирующих гадах…

Какой смысл в татуировке, которую Бэрронс сделал у меня на затылке, если он не смог ею воспользоваться и найти меня, когда я больше всего нуждалась в его помощи? Какой смысл в имени В'лейна, которое принц Светлых поместил мне на язык, если в критический момент это имя не сработало? Разве Бэрронс и В'лейн не должны быть самыми могущественными, опасными и умными игроками на этом поле? Ведь именно поэтому я с ними связалась!

Но оба они подвели меня, когда я больше всего в них нуждалась. Я рассчитывала на них. Я верила, что Бэрронс сможет найти меня. Верила, что В'лейн появится, как только я его призову. Инспектор Джайн мог помочь мне с определенными проблемами. Эти трое должны были увеличить мои шансы.

И кто спас меня?

Дэни. Тринадцатилетний ребенок. Девочка.

Она вырвала меня из лап Большого Г и отнесла в безопасное место.

Нет, не в безопасное. Не совсем.

Она отнесла меня к Ровене, которая заперла меня в клетке и оставила в жутком, мучительном одиночестве. Оставила умирать?

Некоторые воспоминания о времени, когда меня поймал Гроссмейстер, и начале моего заточения в аббатстве давались мне с трудом. Они были во мне. Я могла их почувствовать, они были спрятаны глубоко, в темном тайном месте, куда наше сознание прячет то, что трудно понять и принять. Это были не совсем воспоминания, потому что только работающий мозг способен сохранять нашу память, а мой в то время был травмирован. Остались лишь слабые отпечатки. Как фотографии, снятые, но не проявленные. Когда-то услышанные разговоры. Увиденные предметы. Придется поработать, чтобы вытащить их из глубин моего сознания. Но я это сделаю.

Большой Г не думал, что я смогу от него сбежать. Ровена не ожидала, что я выживу.

— Сюрприз, — мурлыкнула я. — Я это сделала.

Я отбросила простыню и вскочила с кровати. Мое тело чувствовало себя хорошо. Оно было более гладким, более сильным, чем в тот последний раз, что я помнила. Я потянулась и посмотрела вниз, потом моргнула, наслаждаясь видом.

Исчезли мягкость и округлость, за исключением груди и зада. Мои икры, бедра, руки, живот — все было слеплено из гладких сильных мускулов. Я напрягла бицепс. Он у меня появился.Длинные ногти впились в ладони. Я посмотрела на них. На Самайн я коротко их остригла.

Сколько же времени я занималась сексом с Иерихоном Бэрронсом? Сколько понадобилось времени, чтобы привести мое тело в такую — Дикая Мак была явно довольна, — куда более полезную новую форму? Чем мы занимались? Регулярной сексуальной гимнастикой?

Я отбросила эту мысль. У меня было слишком много довольно свежих воспоминаний, от которых поднималась волна противоречивых эмоций.

Например: спасибо, что спас меня, Бэрронс, — мне жаль, что придется тебя убить за то, что ты со мной делал, и за то, что ты видел меня такой.

Я занималась сексом с Иерихоном Бэрронсом.

Не просто сексом. Невероятно диким, совершенно разнузданным сексом.

Я делала с ним все, что только может делать женщина с мужчиной. Я поклонялась каждому дюйму его тела. И он мне это позволял.

О, не только позволял — с энтузиазмом в этом участвовал. Он подстрекал меня. Он погрузился в животное безумие вместе со мной, синхронно двигаясь в той темной, полной неистового секса пещере, в которой я обитала.

Я повернулась и посмотрела на огромную кровать с шелковыми простынями. Именно таким я представляла ложе, на котором спит Бэрронс. Украшенное в стиле «короля-солнца», с четырьмя столбиками, задрапированное шелком и бархатом, чувственное, очень мужское логово.

Со столбиков свисали отделанные мехом наручники. Воспоминания о них накрыли меня прежде, чем я успела себя одернуть. Мое дыхание стало прерывистым, руки сжались в кулаки.

— О да, я собираюсь убить тебя, Бэрронс, — холодно сказала я. Отчасти потому, что был короткий миг при взгляде на эти наручники, когда мне захотелось забраться обратно на кровать и притвориться, что я еще не пришла в себя.

И я подумала о том, что общение с Бэрронсом было сложным. Со дня нашей встречи мы тщательно выстраивали стену отчуждения и редко нарушали проведенные нами же границы. Я была мисс Лейн. Он был Бэрронсом. Стена между нами рассыпалась в пыль, и мне нечего было сказать по этому поводу. Мы перескочили от вежливых формальностей и почти постоянной раздражительности к Мак, Обнаженной Душой и Телом, и между этими двумя состояниями не было никаких промежутков. Он видел меня в самом худшем, самом уязвимом состоянии, а сам по-прежнему полностью контролировал себя, и я до сих пор не знаю о нем ни малейшей чертовой детали.