Магия грез

Я вошла в аббатство через боковую дверь и зашагала к восточному крылу. На полпути к нему я поняла, что за мной кто-то идет.

И напряженно улыбнулась, но не сделала ничего, чтобы поприветствовать ее. Я не собиралась начинать спор с Грандмистрис посреди коридора, ведь на звук наших голосов высунутся остальные ши-видящие, чтобы внести в разговор свою лепту, а я пока была не готова с этим справляться. Если Ровена хочет войны, то это произойдет на моей территории и на моих условиях. Я сделала мысленную пометку: нужно узнать все, что выяснила Дэни по поводу барьеров. Будет великолепно, если я смогу заблокировать восточное крыло от Ровены и защитить свое маленькое личное пространство в ее аббатстве. Потому что иначе мне ни за что не почувствовать себя в безопасности.

Я шла по тускло освещенным коридорам, вспоминая указания Дэни. И удивлялась тому, что Ровена не приближается ко мне и моему сияющему МакОреолу. Пусть я не оборачивалась к ней, но ни один другой источник света не играл с тенями на каменных стенах, а значит, у нее может быть разве что пара фонариков. Мы не знали, сколько еще Теней осталось в аббатстве. Храбрости бабуле не занимать.

Я вошла в библиотеку, зашагала от лампы к лампе, включая их одну за другой. И с радостью увидела шикарный парчовый диван, на котором можно было подремать.

Как только я избавлюсь от Ровены.

— Не сейчас, старушка, — холодно бросила я через плечо. — Мне нужно поспать.

— Забавно. Несколько дней назад сон был для вас не так уж важен.

Кровь отхлынула от моего лица. Я была не готова к этому столкновению. И, наверное, никогда не буду готова.

— Точнее, сон был последним, что вас интересовало, — напряженно сказал он.

Он злился. Я слышала это по голосу. На что он-тозлится? Это меня протащило через эмоциональную мясорубку.

Мои руки сжались в кулаки, дыхание стало частым и неглубоким. Сегодня я доверяла ему не больше, чем пару месяцев назад.

— Все, чего вам хотелось, — это трахаться.

Прямо сейчас мне хочется того же, с ужасом осознала я. Его голос подействовал на меня, как афродизиак. Я была влажной. С того самого момента, как он начал говорить. На протяжении двух месяцев я находилась под воздействием сил Фейри, у меня началось сексуальное бешенство, и у меня был постоянный, невероятный секс с ним, я слушала его голос, ощущала его запах. И сейчас, как собака Павлова, я выдала ожидаемую реакцию на привычные раздражители. В присутствии Бэрронса мое тело жадно, нетерпеливо ждало удовольствия. Я вдохнула, поймала себя на том, что стараюсь втянуть в себя его запах, заставила себя прекратить и закрыла глаза, словно могла спрятаться за сжатыми веками от смешной истины: В'лейн и Бэрронс поменялись ролями.

Я больше не была уязвима для чар убивающего сексом принца Фейри.

Моим ядом стал Иерихон Бэрронс.

Я хотела что-нибудь ударить. Много чего ударить. Начиная с него.

— Язык проглотили? А жаль, это был великолепный язычок. Я знаю. Он вылизал каждый сантиметр моей кожи. И не раз. — Он почти мурлыкал, но в его голосе чувствовалась сталь, спрятанная под бархатом.

Я стиснула челюсти и обернулась, готовясь к тому, что мне придется на него посмотреть.

Это оказалось хуже, чем я ожидала.

Мой мозг затопили нескромные видения. Мои руки на его лице. Я на его лице. Я спиной к нему. Я верхом на нем, мои ногти, покрытые розовым лаком, длинные и сексуальные, и я обеими руками держу его большой, длинный, твердый… ну да.

Что ж.

Хватит видений.

Я прочистила горло и заставила себя смотреть только в его глаза.

Лучше не стало. Мы с Бэрронсом часто вели безмолвные разговоры. И прямо сейчас он напоминал мне обо всем, чем мы занимались на его огромной кровати в стиле «короля-солнца». Напоминал подробно, ярко и в деталях.

Особенно ему нравились наручники. Воспоминаний о его языке у меня было не меньше, чем у него о моем. Бэрронс никогда не предлагал мне поменяться с ним местами, чтобы все было честно, хотя я много раз просила его об этом. Тогда я не понимала почему. Мы оба знали, что такая ерунда, как наручники, не способна удержать то, чем он является. Теперь, когда мой мозг прояснился, я поняла. Этот мужчина никогда не потерпит даже иллюзии чужого превосходства. Он был поведен на контроле. Никогда не ослаблял его. И большей частью именно это жгло меня изнутри, как соль на открытой ране. Все то время, что я провела в его комнате, я совершенно себя не контролировала. Он видел меня в самом беспомощном, обнаженном, уязвимом виде, а о себе не открыл ничего, кроме того что мне удалось против его воли вырывать из его сознания.