Как влюбиться без памяти

– Каролина, – ласково позвала я.

Ее левое запястье было плотно забинтовано, рука безжизненно лежала поверх одеяла.

– Простите, вы кто? – Джуди устало поднялась со стула, по-прежнему не отпуская руку дочери.

– Меня позвал Эйдан.

Она кивнула и бросила тревожный взгляд на дочь.

Я успела заметить, что лицо инспектора Магуайра на секунду исказилось, как будто он стыдился проявлять свои чувства, затем он развернулся и быстро вышел из палаты.

– Вы, может быть, хотите пойти кофе попить? – предложила я Джуди. – Каролина, ничего, если я посижу с тобой немножко?

Каролина неуверенно поглядела на меня. Джуди все еще держала ее за руку.

– Я подумала, может, мама хочет немного передохнуть? Она ведь давно с тобой сидит.

Каролина кивнула ей, и я мягко разомкнула их руки. Как только Джуди вышла, я задвинула занавеску и села возле кровати.

– Меня зовут Кристина, я знакомая твоего папы.

Она настороженно оглядела меня.

– Вы здесь работаете?

– Нет.

– Значит, я не должна с вами разговаривать.

– Нет, не должна.

Она помолчала, обдумывая это.

– Они все время подсылают ко мне разных людей, чтобы поговорить. И все спрашивают: почему, почему, почему? Принесли мне кучу всяких тестов, они отвратительные. Какие-то пакостные там вопросы.

– Например?

– Типа того, трогал ли меня мой папа, – ну, такое вот дерьмо. В смысле они этого не говорят прямо, но понятно, что так думают. И врачи, и те, кто эти тесты составлял. Я все это видела по ящику.

– Можешь мне поверить, я тебя об этом спрашивать не буду. Я не врач и не психолог. Поболтаем, и все. Я так поняла, у тебя какие-то неприятности, расскажи, я просто послушаю, и никаких далеко идущих выводов.

– Вы из полиции?

– Нет.

Девочка бросила на меня долгий оценивающий взгляд и потеребила простыню здоровой рукой. Левая вяло и безжизненно лежала на одеяле.

– Тогда почему же папа попросил вас прийти?

– Потому что он знает, что, когда я была маленькая, моя мама покончила с собой.

Тут она наконец посмотрела мне в глаза, но промолчала и ждала, что я скажу дальше.

– Она это сделала, когда мне было четыре года. Я знаю, что это такое – жить с человеком, у которого те же мысли, что сейчас у тебя.

– Ясно. – Она посмотрела на забинтованную руку. – Сочувствую.

– Я понимаю, почему ты не хочешь говорить с родителями. Стыдно обсуждать такие вещи, да? Мой отец до сих пор стыдится, а мне уже тридцать три.

Каролина слабо улыбнулась.

– Именно поэтому тебе будет легко объяснить мне, если захочешь. Я не буду тебя осуждать, не буду тебе рассказывать, как надо было поступить, я просто послушаю. Иногда полезно выговориться, произнести все вслух. И если ты не знаешь, куда пойти и с кем поговорить, всегда можешь прийти ко мне, я сделаю все, чтобы помочь. Всегда есть к кому пойти, Каролина. И это останется строго между нами. Можешь быть уверена, я никому ничего не скажу.

Каролина вдруг скривилась и заплакала. Она пыталась заслонить лицо здоровой рукой, а другая лежала, точно она уже не нужна, точно ее и нет – отмерла. Плакала она так горько, что плечи сотрясались от рыданий.

– Я не думала, что можно кому-нибудь рассказать, – призналась она.

– Теперь знаешь, – мягко ответила я и протянула ей бумажную салфетку. – И этот кто-то, кто тебя выслушает и поможет, он есть всегда. Всегда.

Она вытерла слезы, успокоилась и, кажется, была готова к разговору.

– Я перерезала вены, – начала она. Подняла руку и показала мне бинты, как будто я раньше их не замечала. – Вы, наверное, считаете, что я сумасшедшая, – тоскливо заключила она.

Я отрицательно мотнула головой.

– Залезла в инет и прочитала, как это сделать. Там написано, что надо бритвой, но это оказалось так трудно – я никак не могла сделать разрез – и больно. А потом ничего не было, хотя кровь текла. Я лежала в кровати, ждала, когда умру, но ничего не происходило. Просто было больно. Я опять посмотрела в инете, что сделала не так. Ну а потом пошла вниз, к маме, и показала ей. Я испугалась. – Она всхлипнула. – Мама начала на меня кричать: «Что ты наделала? Что ты наделала?» Черт, мне хотелось пойти наверх, к себе, и снова это сделать, чтобы я умерла и она бы уже не смотрела на меня так. Как будто я чокнутая. Папа меня безостановочно спрашивал: почему ты это сделала, почему? Никогда в жизни он так не злился. Как будто хотел меня убить.