38  

– Вы часто покупали Марии цветы?

– Да. Кроме Дня святого Валентина. Мне было строжайше запрещено дарить их ей в этот день. Слишком банально.

– И что же вы ей дарили?

– В прошлом году – грейпфрут. А в позапрошлом – лягушку.

– Грейпфрут – это интересно. Но лягушка?!

– Да, чтобы Мария ее поцеловала, и лягушка превратилась в прекрасного принца.

– Боже, ну какая пре-е-елесть.

– Вы хотите вселить в меня уверенность в себе или наоборот – ее разрушить?

– Пардон. Надеюсь, она всей душой полюбила эту лягушку.

– Представьте, да. Мы оба полюбили Увальня. Но потом он удрал через балкон.

Тут он улыбнулся, как будто вспомнил что-то забавное.

– Вы чего?

– Да так, ерунда…

Его улыбка заинтриговала меня, мне вдруг приоткрылся другой Адам, нежный и романтичный.

– Нечего скрытничать, рассказывайте. У нас секретов нет, забыли?

– Правда, это ерунда. Ничего особенного. Я просто однажды подарил ей не тот цветок.

– Что за цветок?

– Кувшинка. Ей нравится эта картина. Моне, да? – Он замолчал, как будто все стало ясно.

– И в чем соль?

– Ну, я решил подарить ей кувшинку. На День святого Валентина, в виде исключения. Я был в парке, увидел их в пруду и подумал про Марию. И полез в воду, чтобы сорвать ей цветок.

– Прямо в одежде?

– Ага. – Он рассмеялся. – Там оказалось глубже, чем я ожидал. Примерно по грудь, но отступать было глупо. Меня едва не поймали служащие парка.

– Наверное, там нельзя рвать кувшинки.

– Да в том-то и дело. Я ошибся. Это были не цветы, а просто листья кувшинки. Пришлось сорвать ей этот лист. – Он улыбнулся. – Я еще удивлялся, что она в них такого нашла особенного?

Я рассмеялась.

– Вы дуралей. Как можно перепутать цветок кувшинки с листом?

– А по-моему, это совсем несложно. В любом случае ей понравилось. Она даже фотографию сделала, со свечами, и повесила у нас в квартире.

– Здорово. – Я улыбнулась. – Значит, вы оба романтики?

– Наверное, можно и так сказать. – Он пожал плечами. – Мы весело жили. – И тут же решительно поправил себя: – Живем.

Как ни странно, мне стало грустно. У нас с Барри не было таких историй. Я попыталась вспомнить хоть одну, не для того, чтобы рассказать ее Адаму, а просто для себя. Нет, ничего такого веселого у нас не было. Барри и в голову не пришло бы сделать что-нибудь в этом роде, да и мне, по правде сказать, тоже. Но я хорошо понимала, какие отношения были у Адама с Марией. Непринужденные, радостные, особенные, только их.

Мы заблудились на дорожках парка, я старалась изо всех сил, чтобы Адам увидел, сколько вокруг всего замечательного. Я ничего не смыслю в растениях, так что приходилось останавливаться и читать таблички. Адама я просила читать латинские названия, и мы хохотали, когда он безбожно их перевирал.

– Похоже на всяких бронто-, гадро– и прочих динозавров.

– Похоже на бронхит, гастрит и дизентерию. – Он сунул руки в карманы, чтобы немного согреться. – Вы знаете, доктор, у меня вчера опять был приступ prunus avium.

– И что это такое?

Он наклонился к табличке.

– А это черешня, ни много ни мало. Представляете, так ее зовут.

– Кстати, я даже не знаю, как вас зовут. В смысле вашу фамилию.

Он помрачнел, веселый блеск в глазах угас, и я поняла, что затронула больную тему.

– Бэзил.

– А, как шоколад, – пошутила я, чтобы поднять ему настроение.

– Или как трава. Базилик.

– Нет, ну вы же знаете этот шоколад, у них еще слоган: «Ешь «Бэзил», о нем ты грезил».

Это действительно чуть ли не самая известная шоколадная марка в Ирландии, ей уже лет двести, не меньше. Скажи «Бэзил» любому ребенку, и он сразу улыбнется. Однако Адам и не думал улыбаться. Я смущенно добавила:

– Извините, вы, наверное, всю жизнь это слышите.

– Да уж. А где выход из этого парка? – Он, кажется, сыт по горло моим обществом.

У меня зазвонил телефон.

– Амелия, – прочитала я на экране.

– Ну ясно, предложение не состоялось, – равнодушно заметил он. И отошел в сторонку, чтобы дать мне поговорить.

  38  
×
×