Эта горькая сладкая месть

– Ты не права, Манюня.

Он вообще невероятно спокойный, вывести его из себя удается только мне. И один из поводов – “Мерседес”.

– Не разрешаю пользоваться всего двумя вещами, – сообщил сын домашним, – “Мерседесом” и женой.

Именно в таком порядке – сначала упомянул машину, затем Зайку. Ольга потом несколько дней дулась. Приятно ли, когда тебя считают вещью, и уж совсем нехорошо стоять в списке после дурацкой таратайки. В обычное время ни за что бы не посягнула на сакральную тачку, но ведь “Вольво” утащили эвакуаторы, и нет свободного времени, чтобы забрать несчастный автомобиль.

Начавшийся вчера дождик не собирался затихать. Дорога блестела лужами, я поднажала на газ, понимая, что безнадежно не успеваю к назначенному часу. Не то чтобы боялась академического гнева, просто не могу опаздывать. Раз ведено быть в 15.00, значит, обязана приехать не позже одной минуты четвертого.

Дурацкая привычка к точности служит замечательным поводом для издевательств со стороны домашних. Они хихикают, видя, как я прихожу на вокзал за час до отхода поезда, веселятся от души, когда мать усаживается перед экраном в ожидании новостей за полчаса до-начала программы. Эта гадская привычка особенно мешала в молодости. Так и не научившись наступать на горло пунктуальности, и являлась на свидания минут за пятнадцать до навинченного срока. Представляете картину? Кавалера нет, а замерзшая дама подпрыгивает на снегу. Чтобы не выглядеть глупо, пряталась в ближайшем укрытии, наблюдала приход своего Ромео и, подождав для важности минут пять, гордо выплывала из-за ларька “Союзпечати”. Опоздала бы и все, ну что может быть проще? ан нет, какая-то сила каждый раз выталкивает из дома заблаговременно.

Вот и сейчас я неслась с предельной для меня скоростью – почти шестьдесят километров в час. Вдруг впереди словно по волшебству возник багажник “Жигулей”. Холодея от ужаса, я прыгнула всем телом на тормоз. “Мерседес” встал как вкопанный. “Жигули” преспокойненько укатили вперед, не подозревая о грозившей им опасности. Зато сзади раздался стук и гневный женский крик. Полная дурных предчувствий, я вылезла из автомобиля и увидела, что в багажник Кешкиного любимца въехал старенький “Опель”, примерно 80-го года выпуска. Рядом бесновалась прехорошенькая девчонка, чем-то похожая на Зайку: стройная, с длинными ногами и чудными белокурыми волосами.

– Это вы виноваты, – завопила она, размахивая руками. – Кто же так тормозит? Вот разбила свою новую машину.

– Почему новую? – глупо осведомилась я, разглядывая старичка-“0пеля”.

– Не всем же на “шестисотых” раскатывать! – взвизгнула девица. – Купила себе тачку всего два месяца тому назад.

Я наклонилась, чтобы оценить ущерб. Парадоксальным образом трагедии не произошло. У “Опеля” всего лишь разбита фара, у “мерса” – габаритный фонарь. Но Кешка все равно убьет меня!

– Не умеешь ездить – не садись, – верещала девушка.

Я поглядела на часы. Так, ровно три. Опоздала. Девчонка продолжала исходить злостью:

– Небось права вместе с тачкой купила! Я вздохнула, посмотрела на ее красное лицо и, вытащив из кошелька 200 долларов, тихо сказала:

– Заткнись и купи себе новую фару. Но девчонка уже оценила “Мерседес”, сотовый телефон и мой костюм от “Шанель”.

– Ишь какая хитрая, сунула копейки, и все. Нет уж, пусть ущерб ГАИ считает. А вот это она зря.

– Дистанцию следует держать правильно и не висеть на багажнике впереди идущей машины. А за двести долларов можно фару купить для “Мерседеса”, не то что для “Опеля”. Впрочем, дело твое. Зови ГАИ.

Девчонка вздохнула, выдрала у меня из рук банкноты и, чертыхаясь, покинула место происшествия. Я вытащила телефон. Опять подошла Виолетта.

– Деточка, Альберт Владимирович ждет.

– Простите, пожалуйста, но нахожусь очень далеко и никак к трем не успеваю.

– Ах эта милая провинциальная точность, – заохала Виолетта, – нет никакой нужды торопиться, профессор сегодня весь день дома.

Злобно сунув телефон в карман, я села в пострадавший “Мерседес”. Видали, он дома! Так какого черта велели к трем приезжать?

На этот раз дверь открыла… девушка, та самая ревнивица из холостяцкого гнездышка Валерия. Увидев, кто стоит на пороге, она резко покраснела и смутилась, но не успела ничего сказать, так как в прихожую выплыл сам Альберт.

Не утруждая себя приветствиями, профессор сообщил:

– Проходите в кабинет.

Я побежала на зов, словно болонка. На столе лежала переведенная мной статья.