Эта горькая сладкая месть

– Передайте, пожалуйста, Виолетте Сергеевне, что у меня заболел отец и я на неделю уехала домой.

– Хорошо, – равнодушно сказала Сокова и шмякнула трубку.

Я перевела дух и собралась попить кофейку, но тут явился анестезиолог и велел ничего не есть. Потом принеслась медсестра с клизмой, следом другая с кучей уколов. Короче, к половине восьмого вечера меня так накачали транквилизаторами, что я заснула без задних ног.

Пробуждение оказалось не из приятных.

– Васильева, вставайте на операцию. Тряся головой, я села на кровати. Молоденькая сестричка протягивала грязноватую простынку в каких-то пятнах.

– Давайте, давайте, вас ждут. Я потянулась за халатом.

– Нет, нет, – остановила девчонка, – раздевайтесь догола. Сейчас ляжете на каталку, мы вас простыней закроем.

Пришлось вылезать из пижамки и нагишом топать к двери. То ли оттого, что только покинула теплую постель, то ли от страху стало безумно холодно. Зубы заклацали, ноги затряслись. Медсестра глянула на жертву равнодушным взглядом.

– Не надо бояться, доктор Свистунов великолепный специалист. У нас по отделению смертность всего 3, 5 процента.

Я задрожала еще пуще. Значит, из ста больных у них 3, 5 отбрасывают тапки. Какая-то страшная цифра. Три с половиной картошки представляю, три с половиной больного нет. Но размышлять некогда.

Сестричка ругалась с кем-то в коридоре. Увидев меня в чем мать родила, девчонка раздраженно сказала:

– Пока копались, каталку увезли.

– Давайте так пойду!

– Не положено!

– Да ладно вам, – вздохнула я, – никто не узнает.

Девушка замотала меня в простыню, и, напоминая римского патриция в бане, я двинулась к операционному столу.

В коридоре с надписью: “Тихо. Идет операция”

Стоял жуткий гвалт. Гремели железки, вопило радио, и две тетки на повышенных тонах обсуждали какую-то Петровну.

Медсестра кивнула головой на кушетку, где в беспорядке валялись скомканные желтоватые простынки вроде той, что укутывала мое тело.

– Садитесь и подождите. Сейчас приготовят операционную.

Я тихо села в углу. По полу немилосердно дуло, через пару минут руки и ноги превратились в ледышки. Из операционной все время выходили какие-то женщины в голубых пижамах. Хотелось спать, и я тихо стала клевать носом, поджав под себя пятки.

Разбудил шум. Очевидно, что-то случилось, потому что все бегали, как тараканы, и кричали. До моего уха донеслись фразы “самовольно ушла”, “предупредить охрану”, “в палате не обнаружена”. Суматоха нарастала. Интересно, когда вспомнят про меня?

Тут одна из кричавших, держа в руках ворох грязного белья, приблизилась к кушетке, увидела меня и заорала как ненормальная:

– Васильева? Липома?

– Да, – робко пробормотала я.

– Так какого черта сидишь молча? Мы тебя полчаса ищем!

Интересное дело, я гудки, что ли, должна подавать? Подталкивая кулаком в спину, тетка впихнула меня в операционную.

– Давай залезай!

Кое-как я влезла на узкий и какой-то шаткий стол. Медсестры начали привязывать к столу мои руки и ноги.

– Слышь, Кать, – сказала одна, – ты как огypчики маринуешь?

Та, что откликалась на Катю, прилаживая страшного вида трубку, принялась самозабвенно делиться рецептом. Руки девчонок действовали автоматически, на меня как на личность никто не обращал внимания. Тут появился анестезиолог и бодро спросил:

– Как себя ощущаем?

– Словно жареная курица, поданная на стол.

– Люблю больных с чувством юмора, – хихикнул анестезиолог и воткнул в меня иголку.

Больше не помню ничего, полная тишина, провал. Затем откуда-то издалека донесся гул и негодующий крик Зайки:

– Сейчас же открой глаза, сволочь, слышишь, просыпайся немедленно.

Не понимая, что могло так обозлить мою интеллигентную невестку, я приоткрыла веки. Прямо перед носом возникло хорошенькое личико Ольги, почему-то без косметики.

– Ты меня видишь? – проорала она как ненормальная. – Слышишь?

Еще бы не услышать подобный вопль! И незачем орать, когда так спать хочется. Я попробовала закрыть глаза, но не тут-то было. Зайка ухватила за плечи и принялась яростно трясти и вопить:

– Не смей спать, не смей! Господи, что с ней? И где я? Тут откуда-то сбоку вынырнули Маня и Аркадий с заплаканными лицами, потолок внезапно поехал вниз, стены сжались, свет пропал.

Я проснулась от того, что отлежала спину. Надо купить новую кровать – у этой просто железный матрац. Ноги почему-то не хотели повиноваться, зато глаза распахнулись. Так, я в больнице. Заснула на столе, теперь пришла в себя, причем не в палате, как обещали, а в удивительном месте – в большой комнате, набитой разнообразной аппаратурой. У изголовья помещалась гигантская стеклянная банка, в которой ритмично сжималась гофрированная резина, издавая жуткий звук: “Чавк, чавк”. Вокруг ужасно неудобной кровати толпились штативы с бутылками. Я пересчитала палки – восемь штук. Часть трубочек воткнуты в руки, часть в ноги, и еще две в носу. На правом предплечье ритмично сжимается манжетка прибора для измерения давления. Тут раздался писк. Откуда-то с потолка медленно спустилась железная конструкция с иголкой и пребольно уколола в палец. Тихо ойкнув, я продолжала рассматривать окрестности. Слева – экран, где скачут зеленые и желтые линии, впереди – непонятная штука с проводочками. Может, зря захотела общий наркоз? Где врачи? Надоело лежать на спине, и хочется пить, да и есть тоже.