Сто имен

— Все верно, — торжественно подтвердил Ендрек.

Китти расхохоталась.

— Я так и знал, что она будет смеяться! — в гневе поднялся Ачар.

— Нет! Погодите! Простите, что я засмеялась. Вы меня неправильно поняли. Я смеюсь потому, что счастлива, взволнованна, мне хорошо! — Улыбка расплылась по лицу Китти. — Я очень хочу написать о вас.

— Правда? — недоверчиво переспросил Ачар.

— И я считаю, вам нужно сделать попытку на этой неделе, в Корке.

— Я же тебе говорил! — Ачар глянул на Ендрека, но тот не разделял его энтузиазма. — В чем дело, Ендрек? Ведь ты на это рассчитывал?

Ендрек, сощурившись, всматривался в Китти:

— Мисс Логан сказала, что не получала наш пресс-релиз и сюда приехала по другому поводу. Прежде чем я разрешу ей писать о нас, я должен знать, что привело ее сюда.

Ендрек занял свое место в лодке и оглянулся на ту журналистку. Всего двое представителей прессы соизволили явиться на их конференцию, а они-то разослали приглашение по всем журналам, газетам и радиостанциям Ирландии. Теперь эта журналистка стоит на берегу устья реки Бродмедоу в Малахайде, и лебеди донимают ее, требуя угощения. Она отмахивается от длинношеих и что-то говорит в мобильный телефон.

— Ну как? — спросил Ачар друга. — Вроде бы она заинтересовалась нами?

— Да, — рассеянно ответил Ендрек. С кем-то она там спорит, похоже, со своим редактором, и, по мнению Ендрека, это плохой знак, хотя Ачара лучше сейчас не волновать. Она твердит, что все расскажет в пятницу, и ни днем раньше. Хорошо, что она так отважно борется за них, думал Ендрек. Пора бы уже удаче повернуться к ним с Ачаром лицом. Но эта леди борется еще за что-то, это уж он видит.

Ачар с тревогой посмотрел на Ендрека:

— Она хочет, чтобы мы управились до конца недели. Мы сможем подготовиться за три дня?

— Ачар, мы давно готовы. Сколько мы уже тренируемся, друг мой?

— Девять месяцев.

— Сколько тренировок в неделю?

— Не меньше пяти.

— Вот именно. И разве мы пропустили хоть одну тренировку — в дождь или ветер, под снегом или градом?

— Нет, Ендрек.

— И даже во время болезни. Помню, как мы с тобой сидим в лодке, у обоих грипп, кашель, температура. Каждую свободную минуту мы тренировались. Наши родные, друзья, ребята из паба, и из клуба, и из яхт-клуба — все за нас. Мы готовы, Ачар.

— Да, Ендрек! — Ачар выпрямил спину, развернул плечи, казалось, древнее искусство левитации приподняло его на полметра над землей.

Ачара настроить нетрудно, а Ендрек — мастер пламенных речей, он согревался собственным красноречием длинной холодной зимой, когда друзья усомнились в своем призвании, а гады-подростки поломали им лодку и не было надежды ее отремонтировать, — тогда Ендрек устроил сбор средств и отремонтировал лодку, и они продолжили тренировки. Три недели потеряли, но от своего не отступились.

Многим, как догадывался Ендрек, их затея казалась пустой и нелепой, но для двух друзей это не просто забава. У Ендрека уже три года нет нормальной работы. Дипломированный инженер, он привык честно зарабатывать деньги для семьи — у него трое детей. Он любил свою работу, дружил с коллегами и был доволен своим жизненным предназначением — обеспечивать семью. Работа для него была не только долгом, но и радостью, и, лишившись ее, Ендрек пал духом, утратил смысл жизни. Он чувствовал себя обузой для близких, он разочаровался в самом себе, неделю за неделей обивая пороги в поисках работы. В профессиональной сфере ему ничего не светило, но Ендрек далеко не сразу это осознал. Он впал в депрессию — теперь-то он и сам это понимал, но тогда стоило кому-нибудь намекнуть на его состояние, и депрессия сменялась яростью. С ним стало невозможно иметь дело — постоянные перепады настроения, раздражительность, он только и высматривал, с кем бы подраться, весь мир был против него, любое замечание выводило его из себя. И все-таки он продолжал искать свое место в жизни, пытался вернуть себе привычную роль отца и опоры семейства.

Кто-то из соседей посоветовал ему — не со зла, искренне — вернуться на родину, раз в Ирландии перспектив нет. Этот человек не понимал: здесь его родина. Ендрек прожил в Ирландии четырнадцать лет, все трое его детей родились здесь, у них ирландские паспорта, они даже по-польски говорят с акцентом. Дети учатся в школе, обзавелись друзьями, не мыслят себе жизни вне Дублина. Никто из них не считает своей родиной Польшу. Да и другие родственники поразъехались: брат в Париже, сестра в Нью-Йорке, родители умерли, домашний очаг угас, не осталось ничего, кроме их с Аленкой воспоминаний, и эти воспоминания они старались передать детям, оживить их, регулярно проводя летние каникулы в Польше. Однако старшенький, тринадцатилетний, уже бунтовал против навязанного паломничества в места, которые не хранили для него никаких воспоминаний, никакого смысла и чувства. Впрочем, в последние три года и денег на поездки не было. С семейным отпуском покончено, покончено с поиском корней.