Бенефис мартовской кошки

Потом, окинув меня взглядом, он понял, что ошибся, и быстро сказал:

– Оптом купить хочешь? Проходи, сейчас Арик вернется.

Я покачала головой:

– Саню позовите.

– Извини, дорогая, – ослепительно улыбнулся азербайджанец, – ошиблась ты, тут никакого Сани нет, здесь мы живем.

– Хозяйка отсутствует?

– А-а-а, – протянул парень, – входи тогда, ступай по коридору, в комнате она, спит, только ей лечение надо.

– Какое? – для поддержания разговора поинтересовалась я, по привычке тщательно вытирая туфли о скомканную тряпку, валявшуюся у порога.

– Сама увидишь, – ухмыльнулся торгаш и исчез на кухне.

Я дошла до последней двери. У Коростылевой была самая большая и удобная квартира во всем доме, четырехкомнатная. Когда я жила в Медведково, все население нашей пятиэтажки завидовало счастливым семьям, получившим квартиры в торце дома. По непонятной причине на первом этаже там была стандартная трехкомнатная маломерка, зато на втором и выше располагались четырехкомнатные квартиры. Как это получилось, не понимал никто, самое смешное, что по документам эти апартаменты значились как трехкомнатные. Представьте теперь бурную радость владельцев, когда они, открыв в первый раз свою новую «фатерку», находили там еще одну, «лишнюю» кубатуру, правда, крохотную, метров семь-восемь, не больше, зато с окном.

Я поскреблась в дверь, из комнаты не донеслось ни звука.

– Иди, дорогая, – напутствовал, высунувшись в коридор, азербайджанец, – толкайся смелей, иначе она не проснется.

Я распахнула облупленную дверь и очутилась в комнате. На первый взгляд она казалась пустой, ни одного живого существа и практически никакой мебели. У стены валялся матрас, на котором возвышалась груда скомканных, грязных тряпок, да возле окна стояла жуткого вида колченогая табуретка, прикрытая рваной газетой. С потолка свисали две серо-бурые тряпки, служившие занавесками, а на полу мотались клубки пыли и обрывки газет. Я уже хотела выйти, как куча зашевелилась, а из ее глубины раздалось хриплое:

– Чего надо?

– Вы Саня?

Куча села, закашлялась, я увидела щуплую женщину со всклокоченными, никогда не мытыми волосами. Сразу стало понятно, отчего соседи дали ей прозвище Свинья. Во-первых, дама была чудовищно неаккуратна, небось ходила в душ два раза в год, на Рождество и Пасху, а во-вторых, ее лицо страшно напоминало морду пьяной хрюшки, хотя я, честно говоря, сомневаюсь в способности поросенка допиться, извините за тавтологию, до поросячьего визга.

Маленькие, хитровато-злые глазки прятались под опухшими веками, курносый нос, расплывшийся между одутловатыми щеками, напоминал пятачок. Раскрыв тонкогубый рот, небесное создание громко рыгнуло, потом отчаянно поскребло голову и просипело:

– Ну, чего разбудила? Не видишь, заболела я.

– Комнату у вас снять хотела.

– Сто рублей в день, – икнула хозяйка, – жратва твоя, пойдет?

– Мне бы посмотреть жилплощадь.

Из груды тряпок высунулась сначала одна тощая, похожая на палку нога, через мгновение показалась другая. Саня попыталась встать на ноги с черными слоящимися ногтями на ступнях, но потерпела неудачу. После трех бесплодных попыток она заорала:

– Арсен!

В комнату всунулся азербайджанец.

– Проснулась?

– Дай пива.

Через пару минут, выдув одним духом бутылку «Клинского», хозяйка, пошатываясь, довела меня до комнаты и толкнула дверь:

– Любуйся.

Здесь «пейзаж» выглядел чуть лучше, чем в ее «светелке». Старая софа, вроде той, на которой я сейчас сплю, была прикрыта вытертым ковром, еще имелись три стула, продавленное кресло и колченогий стол под вытертой клеенкой.

– Ну чего? – поинтересовалась ожившая хозяйка. – Идет? Можешь прям щас вселяться, только деньги вперед.

Я вытащила из кошелька сотню. Саня, не скрывая радости, выхватила бумажку.

– Лады, ключ возьмешь у двери на гвоздике, только не кури, я пожару боюсь.

– Деньги берешь и курить запрещаешь, – изобразила я возмущение, – вот Аньке разрешила.

– Кому? – удивилась Свинья. – Какой такой Аньке?

– Так подруге моей, она тут у тебя комнату недавно снимала.

– Не, – помотала головой Саня, – не было такой.

– С ребенком Петей.

– А-а-а-а, – протянула хозяйка, – точно, жила одна, с мальцом. Эх, здорово вышло!

– Чего здорово?

– Так всю хату сняла, зараз, богатая, видать! – захихикала Свинья. – Целый месяц тут сидела. Только ее не Анькой кликали.