Пленить сердце горца

Довольный тем, что она согласилась подождать на расстоянии, пока он не позовет, Гримм повернулся и побежал по грунтовой дороге навстречу приближающейся толпе. Сердце словно выскочило из груди, и ему казалось, что он разрывает себя пополам. Позади женщина, которую он любит; впереди прошлое, с которым он поклялся никогда не сталкиваться при свете дня.

Во главе толпы ехали верхом двое мужчин одинакового роста и стати, оба с густыми копнами черных волос, обильно посеребренных сединой. У обоих были грубоватые, резкие лица, ямочки на гордых подбородках и одинаковое выражение радости на лицах. «Что здесь происходит?» — недоумевал Гримм.

Словно все, во что он верил, оказалось ложью. Он считал, что Тулут разрушен, но Тулут оказался процветающим селением. Думал, что отец безумен, но кто-то с трезвым умом и сильной волей все здесь восстановил. Его отец, похоже, был чрезвычайно рад видеть его. И хотя Гримм не намеревался возвращаться, отец явно ожидал его. Как? Почему? Тысячи вопросов промелькнули у него в голове за то короткое время, которое понадобилось, чтобы покрыть расстояние между ними.

При его приближении море улыбающихся лиц заревело. Как можно входить в такую ликующую толпу с ненавистью в сердце?

И почему, черт возьми, они так рады его видеть?

Гримм прервал свой бег в дюжине футов от первого ряда. Не в состоянии устоять на месте, он стал топтаться, неровно дыша, — не от того, что запыхался, а от предстоящей пугающей встречи.

От толпы отделились двое мужчин, так похожих друг на друга. Один из них поднял руку в сторону толпы. Все смолкли, оставаясь на почтительном расстоянии, а мужчины поехали вперед. Гримм мельком оглянулся через плечо, чтобы убедиться, что Джиллиан не последовала за ним, и с облегчением увидел, что она подчинилась его приказу, хотя от любопытства так сильно свесилась с Оккама, что еще чуть-чуть — и ему пришлось бы поднимать ее с земли.

— Гаврэл.

Грудного тембра голос, так напоминавший его собственный, заставил его быстро повернуть голову. Гримм посмотрел на обоих мужчин, не зная, кто из них заговорил.

— Гримм, — моментально поправил он.

Мужчина, стоявший справа, сразу же разразился шумными упреками.

— Что за вздорное имя «Угрюм»? Почему тогда не назвать себя Унылым или Меланхолией? Нет, вот — Удрученным!

И, бросив брезгливый взгляд на Гримма, он фыркнул.

— Оно лучше, чем Макиллих, — неприветливо возразил Гримм. — И не Угрюм, а Гримм.

— А зачем тебе вообще понадобилось менять имя, парень?

Мужчина слева и не пытался скрыть оскорбленного выражения на лице.

Гримм всматривался в лица обоих мужчин, отчаянно пытаясь определить, кто из них его отец. Он совершенно не представлял себе, что сделал бы после этого, но ему действительно хотелось знать, в кого выплеснуть весь яд, скопившийся у него за все эти неисчислимые годы. Нет, не неисчислимые, поправил он себя — пятнадцать лет сердитых слов хотел он швырнуть в лицо этому человеку — слов, которые отравили половину его жизни.

— Кто ты? — обратился он к говорившему последним.

Тот со скорбным видом повернулся к своему спутнику.

— Он спрашивает меня, кто я, Бальдур. Ты можешь в это поверить? Кто я?

— По крайней мере, не плюнул, — мягко заметил Бальдур.

— Ты — Ронин, — заключил Гримм.

Если имя одного было Бальдур, другой должен был быть его отцом, Ронином Макиллихом.

— Я.для тебя не Ронин! — негодующе воскликнул мужчина. — Я твой отец.

— Ты мне не отец, — возразил Гримм таким ледяным голосом, который мог бы соперничать с самим жестоким ветром нагорья.

Ронин с укоризной взглянул на Бальдура.

— И что я тебе говорил?

Бальдур покачал головой, выгнув лохматую бровь.

— Он еще не плюнул.

— Какое отношение ко всему этому имеют плевки, черт возьми?

— Ну, парень, — протянул Бальдур, — это повод, которого я ищу, чтобы связать твою злопамятную задницу и поволочь в замок, где я мог бы вбить в тебя немного доброго здравого смысла и почтения к старшим.

— Ты думаешь, у тебя это получится? — проговорил Гримм холодным вызывающим тоном.

Гремучая смесь эмоций, бушевавшая в его душе, подбивала его ринуться в драку.

Бальдур рассмеялся, и в его могучей груди заклокотал звук, похожий на радостный клич.

— Мне по душе хорошая потасовка, парень, но такого щенка, как ты, мне хватит лишь на один зуб.

Гримм направил хмурый взгляд на Ронина.

— Ему известно, кто я?