Досье на Крошку Че

— Это от реагента, — покачала головой Рая. — Все сапоги, зараза, сожрал. Не боишься в светлой да еще замшевой обуви разгуливать? Мигом бареток лишишься. Даже если до метро аккуратно дойдешь, в подземке мыски обтопчут.

— Я на машине.

— Богатая, значит, — безо всякой злобы констатировала Раиса. — Ты опять к Карякину?

— Да, — кивнула я.

— Не звони в дверь, мою Ленку переполошишь, — попросила Рая. — Заболела спиногрызка, всю ночь орала, только-только уснула.

— А как же мне к Вадиму попасть? Уж извини, но придется воспользоваться звонком.

Рая сунула ключи в карман.

— У него небось открыто, он вечно замок не запирает. Вернется домой и забудет про дверь. Иногда и спать так ложится, а порой на улицу утопает, бросив квартиру нараспашку. Чучело, одно слово. С другой стороны, чего у него красть? Бутылки пустые? Пихани створку-то…

Я послушалась и воскликнула:

— Точно. Не заперто. И вчера дверь открыта была.

— Говорю же — идиот. Кстати, к нему сегодня уже приходили.

— Кто? — насторожилась я.

Раиса скривилась.

— Сучка крашеная. Барби придурочная. Волосы длинные, она ими морду занавесила. Пряди все разноцветные, не башка, а радуга — розовый, зеленый, синий… На носу очки, шуба до полу… Такая, блин, фря! Восемь часов было. Только я прилегла. Ленка как раз визжать перестала, затихла…

Я терпеливо и внимательно слушала повествование соседки Вадима.

Не успела Раиса закрыть глаза, надеясь тоже вздремнуть после бессонной ночи, как в мозг ей шилом воткнулся резкий набатный звук звонка в квартиру Димона:

— Бам, бам, бам…

Рая опрометью кинулась в прихожую, глянула в «глазок», увидела девицу с раскрашенными в разные цвета волосами, которая переминалась с ноги на ногу около квартиры Карякина. Женщина схватилась за ручку, собираясь открыть дверь и высказать идиотке, шастающей в гости по утрам, свое мнение о ней, и тут же услыхала стук и истошный вопль ребенка, отчаянно-несчастный, полный боли. Сообразив, что больная, скорей всего, скатилась с кровати и ушиблась, Раиса, забыв о розово-зелено-синей девице, ринулась в спальню и на самом деле обнаружила ребенка на полу.

— Достал меня Карякин! — зло восклицала сейчас Рая. — Я точно его звонок выдеру! На фига он вообще нужен, все равно ведь дверь не запирает, уродина вонючая…

Выплеснув гнев, Раиса шагнула в лифт и уехала, а я вошла в длинный коридор квартиры Димона, прикрыла створку и крикнула:

— Вадим, вы где?

Карякин не отозвался, но меня его молчание не смутило. Я пошла в кухню, громко приговаривая:

— Надеюсь, вы успели одеться? Это продюсер Даша Васильева, я принесла вам аванс за сериал. Но прежде чем отдать деньги, хочу выслушать продолжение истории про Тришкина… Ау, господин Карякин!

На «пищеблоке» хозяина не оказалось. Я схватила со стола свой забытый здесь вчера телефон, заглянула в жилую комнату и увидела Карякина. Вадим спал на диване — лежал, подтянув колени к животу, лицом к стене, спиной ко входу. В отличие от большинства алкоголиков он не издавал оглушительного храпа. Вот мой бывший муж Генка, неисправимый пьяница, откушав водочки, смеживал веки и принимался выводить такие рулады, что со всех сторон прибегали с гневными воплями соседи — им казалось, что я включила ночью дрель и буравлю стены.

Кстати, вы никогда не задумывались над вопросом: почему в наших пятиэтажках такая слышимость? На первом этаже чихнут, с четвертого кричат: «Будь здоров!» Напрашивается лишь один ответ: стены сделаны из прессованной бумаги. Ладно, пусть так, но тогда рождается следующее недоумение коли перегородки картонные, то отчего в них невозможно проделать дырки, все сверла ломаются? Вот ведь странность! Похоже, нашим строителям удалось создать некий новый, замечательный материал, сквозь который чудесно пролетает любой звук, даже легкий шепот, но при этом крепость у стен восхитительная, ни картину, ни полку на нее повесить невозможно. Да, совсем забыла еще об одном свойстве волшебного композита: если жилец все же прогрыз с неимоверным усилием необходимое отверстие, то ни один дюбель не желает в нем держаться, постепенно выползает из стены и вываливается.

Я села на стул и позвала:

— Вадим, проснитесь.

Взгляд зацепился за письменный стол с выдвинутыми ящиками, в которых лежало всякое барахло. Да уж, не зря говорят, что рабочее место человека лучше всего расскажет об его характере: если в бумагах бардак, то и в голове мешанина. У Корякина столешница напоминала магазин сумасшедшего старьевщика: рассыпанные скрепки, скомканные листочки, пара сломанных ручек и одинокая «мышка» на специальном коврике, а компьютера нет. Небось его наш великий прозаик пропил. Да и не пишет он давным-давно! Где ручки? Листы писчей бумаги? Рукопись?