Избранница горца

Так люди его типа — люди магии, белой и черной, те, кто практиковал draiodheacht, — скрывали от мира великие Реликвии. Кейон поступал так, потому что обычных людей не должно беспокоить существование таких вещей. Лукан — потому что существовало слишком много других колдунов (тщательно скрывавшихся от своих собратьев), которые ни перед чем бы не остановились, чтобы украсть скрытую и опасную Темную Реликвию. В отличие от того, во что верил мир, племя ведьм и колдунов процветало.

Друиды клана Келтаров использовали сложное заклятие памяти, чтобы, не причиняя вреда, стирать запретное знание из памяти любого человека.

Но Лукану было проще убить: минимум затрат, максимум удовольствия и прибыли. Лукан преуспел в магии жизни и смерти. Так было всегда.

Кейон мрачно улыбнулся. Любой, вставший на пути Лукана, мог быть уничтожен, а та женщина встала на его пути. Ей грозила смертельная опасность, и ей нечего было даже надеяться выжить.

При мысли о ней Кейон одновременно расслабился и подобрался. Горячая, уверенная, храбрая, она была просто потрясающей. Короткие блестящие черные кудряшки обрамляли тонкое личико в форме сердечка. А еще у нее была идеальная, пышная, соблазнительная круглая грудь. И восхитительная попка. Кейон внимательно рассмотрел каждый изгиб, обтянутый ее синими джинсами и персиковым свитером. Он даже заметил над поясом джинсов край ее трусиков — которые прикрывали лишь маленькую часть соблазнительного зада и выглядели так, словно сшиты из пары ленточек. Оранжевая кружевная ленточка была украшена ярко-розовой бабочкой, и выглядело это так, словно трусики специально шили для того, чтобы они выглядывали из-под пояса и дразнили мужчин. « Мужнины этого века должны иметь невероятное самообладание, — думал Кейон, не отрывая глаз от кусочка тонкой прозрачной ткани над двумя аппетитными полушариями, — или быть просто чертовыми евнухами». Персиковая кожа, ведьмины глаза, губы искусительницы… Убийца, посланный Лука-ном, называл ее Джессикой.

Кейон предполагал, что она постарается убедить себя в том, что вчера вечером ничего не произошло. В тех редких случаях, когда его видели непосвященные, они находили любые отговорки, которые помогли бы им отрицать саму возможность его существования.

Он же, наоборот, снова и снова вспоминал вчерашний вечер буквально по секундам и убеждал себя в том, что это действительно произошло.

Эта девушка прикоснулась к нему. Ее тяжелые круглые груди прижимались к его спине, соски были твердыми. И она лизнулаего.

Словно жаждала ощутить соль с его кожи на кончике своего языка.

Его член моментально встал, яички дернулись, и Кейон чуть не пролил семя в тот же миг, когда она коснулась его.

Когда она прижималась к его телу, с ним случилось то, чего раньше никогда не бывало: словно удар молнии пронзил его до глубины души. Кейону пришлось собрать все силы, чтобы заставить себя освободить свои волосы из ее рук. Пришлось собрать всю волю, чтобы не обернуться, не повалить девушку на пол, не раздвинуть ее ноги и не получить удовольствие. Ему хотелось погрузиться в нее и оставаться в ней, пока Темная Магия не вырвет его из ее тела.

Но нэй, он не позволит ее жизни угаснуть, как огоньку свечи, пойманному свирепым ураганом. Она нужна ему.

— Двадцать два дня, — пробормотал Кейон.

После тысячи лет тюрьмы его месть зависела от смешного количества дней.

Джессика Сент-Джеймс еще не знала этого, но она поможет ему получить эти дни в свое распоряжение.

Если не по своей воле, то под воздействием всех Темных Искусств, которые ему известны.

А ему известно многое.

Кейон изучал черную магию. И преуспел.

Лукан был не единственным, кому нужно Темное Стекло.

4

Замок Келтар — Шотландия

— Ты ни за что в это не поверишь, Драстен, — сказал — Дэйгис МакКелтар, глядя, как его брат-близнец, который был старше его на три минуты, меряет шагами библиотеку замка.

— После всего, что я видел, не думаю, что меня можно чем-нибудь удивить, брат, но попробуй, — сухо ответил Драстен.

Он подошел к изысканному бару из красного дерева и налил себе стакан виски «Макаллан».

Дэйгис, державший в руках потертый том в кожаном переплете, пролистал еще несколько страниц, отложил его и вытянул ноги, закидывая руки за голову. За высокими окнами, в обрамлении тяжелых бархатных штор, к кобальтово-синему цвету добавился лиловый, и Дэйгис замер на миг, наслаждаясь красотой еще одного заката в горах. А затем продолжил: