«Рэйнбоу-Спрингс-Лодж» был идеальным воплощением солидного, но не кричащего отеля. В нем отсутствовала характерная гостиничная атмосфера, всякие указатели и тому подобное. Витиеватый испанский фонтан, бьющий в центре площадки из античных каменных плит, пышная зелень и порхающие попугаи придавали ему вид частной резиденции. В таком месте надо родиться, чтобы отыскать регистрационную стойку, а если вы ее найдете, то не увидите там ни полок с почтовыми открытками, ни услужливых юных созданий в фирменных блейзерах. Помощник управляющего с длинным носом и удивленными глазами выдал Дэнни очередное «нет», тридцать шестое за день.

Теперь он ехал вдоль Палм-Каньон-драйв, стиснув на руле пальцы. Эта сука находилась где-то здесь, в этом богатом оазисе, в центре пустыни, среди этих проклятых финиковых пальм, фонтанов и площадок для гольфа. Но где? Где?

Когда в животе у него заурчало, он понял, что уже поздно, и вспомнил, что целый день ничего не ел. Дэнни вышел из машины у первого же попавшегося по пути ресторанчика «Розарита» – мексиканского заведения с обычным испанским кирпичным полом и бездушными кактусами в больших горшках. Дэнни выбрал место на патио, где клиентов непрерывно обдавало мельчайшими водяными брызгами из укрепленных над головами распылителей. В Калифорнии была засуха, вода подавалась в Сан-Диего в ограниченном количестве, но в Палм-Спрингсе дворики освежали водой.

Когда он заказал энчиладос с сыром, тако из говядины, разогретые бобы, рис и пиво, официантка сказала:

– Знаете, ваше лицо кажется мне знакомым. Вы здесь бывали?

Дэнни ответил ей одной из своих ленивых – улыбок, чтобы скрыть вызванное этим вопросом внезапное потрясение. Это было единственное, чего он боялся – что, несмотря на очки и бороду, его лицо все еще узнаваемо. В конце концов, оно светилось на экранах сорока миллионов телевизоров, улыбалось с плакатов и значков благотворительных и политических компаний. Черт подери, эта симпатичная юная штучка в униформе с оборками могла быть одной из «девушек Дэнни», армии молодых, энергичных женщин, которые устраивали марши по всей стране, стучались в двери и раздавали листовки с призывом: «Дэнни Маккея – в президенты!»

– Нет, – ответил он, смерив ее взглядом с головы до ног. Она неплохо смотрелась, лет двадцати или около того. На ней была одна из тех дурацких униформ, которую кто-то придумал для официанток: узкая крестьянская блузка, туго стянутая в талии, и колоколом верхняя юбка, из-под которой выглядывали, расширяясь, еще полдюжины нижних. – Я никогда не был здесь раньше, мисс.

– У вас южный акцент, – сказала она, улыбаясь в ответ на его улыбку и на то, как он посмотрел на нее. – Откуда вы?

– Да так… тут…

– Я знаю, я знаю, вы откуда-то… – сказала она лукаво. – Впрочем, не беспокойтесь, это я просто так…

Но Дэнни беспокоился, когда ел энчиладос, тако, и бобы.

А когда она принесла ему еще, а затем и еще пива и Дэнни заметил, как она всматривается в его лицо, сосредоточенно нахмурившись, хотя размышления явно не были для нее привычным занятием, его настороженность возросла еще больше. А что, если она его узнала? А что, если она вдруг скажет сейчас: «Эй, вы Дэнни Маккей?» А что, если она не читала газет, не смотрела новости по телевидению и не знает, что человек, за которого она собиралась голосовать три года назад, но который был выбит из гонки из-за скандала, предположительно умер в тюрьме? Господи, это может провалить все дело. Она может заговорить. И разрушить его планы.

Поэтому, когда она снова подошла и спросила, что ему хочется на десерт, он ответил с тем очарованием, которое обычно приберегал для самых классных женщин.

– А что хорошего ты предложишь?

Они встретились через час, когда она закончила работу. Он распахнул дверцу своего «ягуара», и она села рядом, зашелестев накрахмаленными нижними юбками, в маленькой сумочке звякнули чаевые.

– Ух! Ну и шикарная машина! – воскликнула она.

– Куда отправимся, милашка? – спросил он.

Она внимательно посмотрела на него, потом застенчиво отвернула голову в сторону.

– Знаете, чем больше я смотрю на вас, тем больше убеждаюсь, что я вас откуда-то знаю. И это мучает меня.

– Что ж, почему бы нам тогда не покататься немного, может быть, это встряхнет твою память?

Они решили посмотреть на закат и направились по проселочной дороге к пустынным подножиям гор Санта-Роза, подальше от огней, зданий и других людей. Он знал, что машина потрясла ее, и чувствовал, что, сидя рядом с ним, она начинает возбуждаться. За плечами Дэнни были годы опыта, и он научился точно определять, когда женщина готова.

Он остановил «ягуар», и они наблюдали, как далеко внизу в долине в наступавших сумерках зажигались первые огни.

– Смотри, что я захватила, – сказала она, доставая из сумки две бутылки пива.

– Стой! – сказал он, когда она начала их открывать. – Не здесь! Тут очень дорогая обивка, к тому же ей нет еще и четырех дней.

Он улыбнулся и подмигнул:

– Давай выйдем и разопьем их на свежем воздухе. Бриз доносил до них сильный аромат шалфея, когда ветер изменил направление, они услышали где-то вдали лающие крики койотов. Пустыня внизу начала менять свои цвета, надвигался захватывающий дух закат. Дэнни и девушка стояли, прислонившись к теплому капоту машины, пили свое пиво и толковали о том, как трудно стало нынче добиться успеха в этом мире. Ей уже было двадцать, и она начала утрачивать иллюзии. Он сказал ей, что бывает тут и там, занимается тем и сем, недавно ему малость повезло, он удачно вложил деньги в одно дело и смог позволить себе эту машину.

Секс начался сам собой с пробных поцелуев двух незнакомых людей, ищущих пути друг к другу. По мере того как разгоралось желание, они начали вести себя более откровенно, руки обоих хорошо знали свое дело. Дэнни спустил с ее плеч крестьянскую блузку и облил соски пивом, а потом облизал их. Она захихикала, выгнулась и запустила руку ему в брюки. После этого Дэнни быстро трахнул ее, потому что очень спешил. Беверли была где-то здесь, в этой долине, и он должен был найти ее. Но это маленькое отклонение от главной цели было необходимо. Эта девушка, похоже, рано или поздно опознает его и начнет болтать. Нельзя было допустить, чтобы после всего люди начали размышлять о том, жив ли Дэнни Маккей.

Когда он кончил, забросив ее штанишки на капот «ягуара» и оставив нижние юбки задранными вверх, то открыл дверцу машины и достал что-то из ящичка под приборной доской.

– Ух ты! – сказала она, переводя дыхание и выглядывая свои штанишки. – Это было нечто!

Она стояла к нему спиной, вытряхивая из одежды песок и приставшие веточки.

– Я все же думаю, что смогу припомнить, кого ты мне напоминаешь… – Она неожиданно щелкнула пальцами – Вспомнила!

И в этот момент, когда девушка обернулась к нему со словами: «Ты вылитый мой кузен Эл из Оклахомы!»– она почувствовала острую боль в почке.

Она опустила глаза на нож, вошедший в ее тело, а когда Дэнни выдернул его, вскрикнула и рухнула на землю.

Вытерев нож об ее юбку, Дерни произнес:

– Надо же так вляпаться после всего! Я-то думал, что ты собираешься выдать меня, а тут дело всего лишь в каком-то кузене Эле! Это означает только то, – добавил он, сев за руль и запустив двигатель, – что даже я иногда могу делать ошибки.

Машина рванула в сторону заката, и отброшенная задними колесами струя песка и гравия обдала ее тело.

×
×