Звезды

– Хорошо? – спросила Фризз, когда все бигуди были накручены.

– В инструкции говорится, что надо подождать тридцать минут.

– Эта жидкость так воняет. Как ты думаешь, она поможет?

– Ты будешь выглядеть сногсшибательно. Кристина пыталась ободрить свою подругу из-за того, что произошло днем.

– Я не могу встретиться с ней одна, – сказала Фризз утром, имея в виду свою маму, которая решила нанести один из редких своих визитов в школу. – Пожалуйста, пойдем со мной, будешь меня морально поддерживать. Я скоро окончу школу, и мне интересно узнать, что она мне скажет. Пожалуйста, помоги мне уговорить ее отпустить меня в Нью-Йорк изучать драматическое искусство.

Кристина согласилась пойти, потому что уже встречала миссис Рэнделл несколько раз и знала, как эта женщина воздействует на свою дочь. А еще потому, что Кристина поддерживала мечту Фризз пойти на сцену. Она считала, что у Фризз прирожденный талант: Фризз была непринужденной и любила участвовать в представлениях, а руководитель школьного драмкружка, светский учитель из Марин, который приходил заниматься с ними дважды в неделю, говорил, что у Фризз настоящие способности и что она может поступить в театральную школу.

Но миссис Рэнделл не хотела даже слушать об этом. Люди, работающие в театре, заявила она, принадлежат к низшим классам общества, и она не желает видеть свою дочь среди этих подонков. К несчастью, настоящий отец Фризз умер много лет назад, и миссис Рэнделл вышла замуж за человека, которого совершенно не интересовала судьба девочки. Поэтому у Фризз не было никого, к кому бы она могла обратиться за поддержкой.

Сидя на освещенной солнцем монастырской лужайке, куда время от времени доносился сквозь деревья соленый запах моря, Кристина поняла, откуда у ее подруги такая индивидуальность. Мать Фризз была яркая женщина, одетая в меха, в бриллиантах и с ярко-красной помадой на губах. Она привлекала внимание каждого. Кристину удивило, что миссис Рэнделл казалась немного смущенной в присутствии дочери, однако о причине этого догадаться не могла. Тетя Фризз, Луиза, тоже приехала – тихая, простая женщина, которая сидела, положив руки на колени, будто присутствовала на церковной службе.

– Ты не сможешь жить с нами, – сказала миссис Рэнделл, – наша квартира слишком мала, и твоему отчиму это не понравится. У нас своя жизнь, и тебе она просто не подходит. Я думаю, тебе надо принять предложение тети Луизы поселиться после окончания школы у нее.

– Но тетя Луиза живет на ферме, мама, – сказала Фризз. – Мне не нравятся фермы.

– Хорошо, но тебе не приходится выбирать, не так ли? Ты не можешь остаться в монастыре после окончания школы. Куда же ты пойдешь?

– Я хочу поехать в Нью-Йорк, мама. Я рассказывала тебе. Я хочу заниматься в театральной школе.

– А я тебе уже говорила, что об этом не может быть и речи. И должна сказать, ты поступаешь очень неблагодарно. Луиза так добра, а ты не ценишь этого.

– Пожалуйста, мама…

– Решено, моя дорогая девочка, и не будем больше об этом говорить.

Наблюдая, как Кристина выливает остатки лосьона на волосы, Фризз сказала:

– Однажды я была в гостях у тети Луизы, когда мне было одиннадцать лет. Она добрая и ласковая, но до чертиков тихая. У нее в доме нет даже радио. Она целыми днями что-то печет, или шьет, или вяжет, а потом продает все это на местном церковном базаре. Она хочет и меня заставить заниматься тем же. Можешь себе представить? Но я умру от скуки!

– Твоя мама не может заставить тебя, правда? – спросила Кристина. – Кроме того, тебе будет уже восемнадцать к окончанию школы.

– О Чоппи, я не такая сильная, как ты. Я не могу бороться с ней.

– Конечно же, можешь, – сказала Кристина с улыбкой. – Ты просто должна поверить в себя и надеяться.

Собственную надежду Кристина черпала из писем отца, которые он регулярно посылал раз в месяц.

Письма приходили из разных экзотических мест, таких, как Лондон и Стокгольм, и всегда были полны живых описаний, особенно еды: «Я обнаружил, какие вкусные улитки, Долли. И лягушачьи лапки, можешь себе представить! Нашпигованные чесноком и плавающие в масле. Я собираю рецепты и в один прекрасный день приготовлю все эти замечательные блюда для тебя». Джонни всегда вкладывал в письма открытки, а иногда сувениры – театральную программку из Лондона, билет в один из музеев Рима. Кристина украшала ими стену у кровати, создавая красочную витрину заграничных пейзажей и памятников.

Она всегда отвечала на его письма, адресуя их на почтовый ящик в соседний Марин, потому что квартиру в городе он сдал. Она рассказывала ему о занятиях в школе, о любимых предметах, о развлечениях, о «Клубе восходящих звезд» и о всех своих подругах.

Письма помогали месяцам переходить в годы, и вот уже она собиралась отметить свое шестнадцатилетие под крышей монастырской школы. Она надеялась, что отец приедет, но он написал из Голландии, вложив пакет с луковицами тюльпанов, которые она отдала монастырскому садовнику. Как бы то ни было, но букет цветов и коробка конфет были получены в школе в день ее рождения из цветочного магазина в Сан-Франциско, а на карточке, подписанной чужой рукой, она прочла: «Счастливого шестнадцатилетия, Долли. От любящего папы». Ей очень хотелось, чтобы он хотя бы раз позвонил или сообщил телефон, по которому можно с ним связаться. За четыре года она ни разу не слышала его голоса.

Оглядываясь на время, проведенное в школе святой Бригитты, она порой с удивлением понимала, как в общем-то легко, после первых трудных месяцев, привыкла к жизни в монастыре.

Когда она написала отцу, что ее посадили на диету и что она от моркови сделалась больна, Джонни послал в школу распоряжение, чтобы его дочери давали ту же пищу, что и остальным. Это вернуло ее к жизни, а лучшими днями стали те, когда подавали макароны с сыром, или жареного цыпленка, или картофельное пюре с подливкой, потому что она получала от них удовольствие.

Но по-настоящему приятной школьная жизнь стала для нее главным образом благодаря дружбе с Фризз.

– О'кей, – сказала она, подняв зеркало и отступая. – Все сделано.

Фризз посмотрела на себя в зеркало, потом на Кристину.

– Я так буду по тебе скучать, Чоппи, когда уеду, – сказала она. – Если бы у меня не было такой подруги, как ты, я не знаю, что бы я делала все это время. Мысль, что мне придется дальше жить без тебя, просто невыносима. Эй! – вдруг сказала она. – У меня прекрасная идея! Почему бы тебе не поехать со мной в Нью-Йорк? Мы бы сняли вместе квартирку, нашли бы работу и стали жить, как сестры.

– Мне нравится твоя идея, Фризз, но я собираюсь жить с папой, когда уеду отсюда. Почему бы тебе не изучать драму здесь, в Сан-Франциско? Ты могла бы жить с нами.

– Будет ли это хорошо? Я имею в виду, что скажет твой папа.

– Большую часть времени он путешествует. Я писала ему о тебе. Уверена, что он не будет возражать против того, чтобы ты была с нами.

– Но у него нет квартиры. Он писал, что сдал ее. Ты ведь пишешь ему на почтовое отделение.

– Тогда мы найдем новую квартиру, которая подойдет для нас троих.

– Боже, это будет здорово! Мы найдем работу и…

Внезапно раздался страшный вопль.

Девочки замолчали и посмотрели друг на друга.

– Откуда крик? – спросила Кристина, вскакивая с кровати. Она осмотрела комнату. – Где Мышка? Кто-нибудь видел, когда она ушла?

Когда они услышали, что вопль повторился, Кристина выбежала в коридор, потом побежала к ванной комнате и влетела туда.

– Помогите! Помогите! – кричала Мышка. Ее глаза были зажмурены, с мокрых волос капала вода. Она, как слепая, ходила по ванной комнате, вцепившись руками в лицо, которое было ужасно красным.

– Мышка! – крикнула Кристина, подбегая к ней. – Что случилось?

Разбитый флакон валялся на полу, и резкий ядовитый запах заполнял комнату.

Обняв девочку, Кристина закричала:

– Фризз! Кто-нибудь! Позовите сестру Габриэлу! Скорее! – Затем она потащила Мышку в душевую, включила холодную воду. – Открой глаза, – сказала она, – Мышка, открой глаза.