Боннер, Боже! Он внезапно вспомнил. Боннер был мертв. Но как?

Я убил его. Я убил моего лучшего друга.

Дэнни начал громко плакать. Он не хотел оставаться там, где был, он хотел вернуться. Завернуть годы, как проношенный ковер, и найти себя в самом начале, прежде чем он обрел богатство и власть. Прежде чем проповедовал в палатке. Прежде чем встретил худенькую беглянку, Рэчел, которую сейчас называют Филиппа Робертс, прежде чем она вошла в его жизнь. Он хотел снова стать маленьким и босоногим парнишкой в таком возрасте, когда он не знал, что его лохмотья означали позор. Когда он не стыдился своего неграмотного, рычащего, как собака, отца. Какой весь мир – и солнце, и звезды – был собран в одной прекрасной женщине, его матери, которую он называл своей Розой Техаса.

– Извини меня, мама, – мягко сказал он, – я не хотел подвести тебя. Я пытался стать нормальным человеком. Я почти добрался до самого верха. Я почти обладал властью.

Внезапно Дэнни начал вспоминать день, когда он в первый раз понял, что такое власть. Ему и Боннеру было по девятнадцать лет, и они шиковали в Сан-Антонио. Они накачались с приятелем и решили ограбить копилку для бедных в местной церкви. На самом деле это была идея третьего парня, а Дэнни и Боннер поддались его уговорам. При выходе из церкви три девятнадцатилетних дурня остановились и стали мочиться на ступени церкви, и полиция сцапала их. Парня отпустили, а Дэнни и Боннер были осуждены. Они должны были работать на ферме, а их дружок остался на свободе, потому что его папочка был начальником полиции.

Власть. Дэнни думал об этом после привода в полицию, потом, когда Боннер и он сумели удрать. Вот что власть могла делать для вас. Приказываешь, и люди начинают танцевать. Только пошевелишь пальцем, и они начинают действовать. Надо только контролировать связи и отдавать приказы. Это и есть власть, настоящая власть. Именно тогда, когда он исходил потом под немилосердным техасским солнцем, под присмотром отвратного, злобного охранника с ружьем, именно тогда Дэнни пришел к решению добиваться власти во что бы то ни стало.

Вскоре, пока дурнушка Рэчел расставляла ноги для каждого в борделе Хейзел, чтобы у Дэнни были деньги, он наткнулся на книгу, которая перевернула его жизнь. Она все еще была с ним. Он подошел к чемодану и вытащил ее старый зачитанный томик, который он практически знал наизусть. Самые важные места были подчеркнуты: «Человек, который собирается стать принцем, не должен быть стеснен моралью и принципами этики, он должен стать частично львом и частично – лисицей. Человек, который стремится к добру во всем, что он делает, обречен на неудачу. Зато принц, который хочет выжить, должен выучиться стать плохим. Существует только один способ сохранить покоренный город – это разрушить его». На полях Дэнни написал: «Это же относится и к людям!»

Книга называлась «Государь», ее написал Макиавелли. Она-то и стала Библией Дэнни.

Хорошо знакомые слова каким-то образом помогли Дэнни вспомнить о том, кто же он, и о его цели в жизни.

Поймать ее и наказать так, как он еще никого и никогда не наказывал. То, что он сделал с семьей Фортунати, что он сделал с сыном начальника полиции, покажется церковным пикником в сравнении с тем, что он собирается сделать с Рэчел.

Приободрившись и обретя силу, он перестал беспокоиться о том, что же случилось с грудастой продавщицей, с которой он, видимо, провел ночь. Дэнни подошел к телефону и приказал, чтобы ему принесли блины с маслом и сиропом, яичницу, колбаски по-деревенски и много кофе. Только Макиавелли мог вызвать у него такой аппетит!

Затем он позвонил регистратору и попросил соединить его с комнатой Филиппы Робертс. Телефон был занят.

Она все еще была здесь, не уехала в Палм-Спрингс.

Дэнни подошел к бару и налил себе еще виски. Он тихо рассмеялся. Ужас ночи уже исчез, он снова чувствовал себя нормальным чертовым сукиным сыном! Вернувшись к раздвигающейся стеклянной двери на балкон, он посмотрел сверху на Лос-Анджелес, похожий на ненастоящий город, сооруженный из киношных декораций. Это место, которое никто не мог воспринимать серьезно.

Дэнни снова засмеялся. Ну и что из того, что он не может вспомнить, чем занимался последние сутки! Это просто сделало его на один день ближе к встрече с Филиппой Робертс.

25

Сан-Фернандо Вэлли, Калифорния, 1961 год.

«Чтобы мужчина обратил на вас внимание, вы должны быть сексуально привлекательной, – писала Ханна. – Быть сексуально привлекательной – это значит правильно одеваться». Она остановилась и посмотрела из окна кухни, как некоторые жильцы развлекаются в бассейне. Была весна, вечерний воздух пьянил, незамужние мужчины и женщины, которые жили в пятидесяти квартирном комплексе, отчаянно флиртовали, собравшись во дворе с упаковками пива и газированных напитков, с портативными радиоприемниками. Ханна пыталась написать ее еженедельную страничку, посвященную моде для «Старлайта», но не могла сосредоточиться. Весеннее настроение достало и ее, и она продолжала сладострастно вспоминать об Алане Скейдудо.

Прошел уже почти год с тех пор, как она ушла с работы в «Хелливелл и Катц» и получила лучшую работу у «Макмастерс и сыновья». Если сказать точно, то одиннадцать месяцев она не видела Алана. Ханну удивляло, что она все еще по нему скучала, часто вспоминала о нем и рисовала его в своих фантазиях. Она могла печатать деловое письмо или открывать чек на дивиденды и вдруг обнаруживала, что мечтает о том, как он будет любить ее, пытаясь представить себе, что почувствует, когда он проникнет в нее. Конечно, Ханна могла представлять себе это, исходя только из своего воображения, так как, хотя ей было уже почти двадцать три, она все еще оставалась девушкой, ей только еще предстояло познать сексуальную связь с мужчиной.

Как бы много она ни думала о сексе, она ни с кем не могла поговорить об этом. Уж конечно, не с матерью, которой пришлось примириться с похудением Ханны. У матери теперь были проблемы с сердцем. Ханна также не могла поговорить об этом со своими бесчисленными кузинами – ни одна из них не могла что-то держать в секрете, даже если бы от этого зависела их собственная жизнь.

Она иногда думала: может быть, ей стоило поговорить об этом с Филиппой, у которой не было дружка? Но Филиппа, как, кажется, совсем не страдала от отсутствия мужчины; они никогда не обсуждали друг с другом свою сексуальную жизнь.

Но в клубе состояли некоторые женщины, которые это делали. Чаще это была вечерняя группа в понедельник, которая желала беседовать об этом; Ханна даже предположила, что там собрались сверхсексуальные женщины. Очень интересно было наблюдать за ними, думала Ханна. Все женщины в группах «Старлайта» были разными: группа в понедельник была ориентирована на мужчин и секс; группа в среду была против кулинарных рецептов, пятничная группа особенно требовала от Чарми демонстрации приемов наложения косметики. И еще была особая группа в четверг, она была очень маленькой, так как по четвергам демонстрировали по ТВ «Неприкасаемые» и всех женщин было невозможно оторвать от экранов телевизора и от Роберта Стека. «Старлайт» вырос до такой степени, что далеко вырвался из прежних рамок, когда встречались в полдень по субботам: сейчас «Старлайт» состоял из одиннадцати групп – по одной с понедельника по пятницу, три в субботу и три по воскресеньям – всего триста сорок два члена. Все это произошло в течение одного года.

Сведения о группе передавались из уст в уста, и число членов продолжало расти. Родственница, подруга или просто знакомая могли, посмотрев на члена группы, спросить: «Как вам удалось сбросить вес?» В ответ они слышали рассказы о диете, которая была достаточно простой, доступной и даже приятной. Диета, которая позволяла весь день что-то жевать, если вам этого хотелось. Диета, которую вы могли изменить так, чтобы она соответствовала вашему стилю жизни или желанию.

Они встречались каждую неделю без мужей и детей, с женщинами, которые находились «в той же лодке». Были разговоры и смех, можно было просто поделиться своими проблемами, рассмотреть или подобрать себе новый фасон или узнать что-то новое о косметике, наконец, получить небольшую карточку, в которой содержалось несколько слов, которые могли подбодрить вас, помочь продержаться еще неделю. Нередко услышав все это, родственница, подруга или просто незнакомая спрашивали: «Как я могу присоединиться к этой группе?»

×
×