Другие бросали взгляд и проходили мимо, чтобы увидеть воспроизведение декомпрессионной комнаты на "Лунной базе 1" в натуральную величину или услышать специалиста, представителя производителя, сообщающего малоизвестные факты насчет конструкций воздушных шлюзов и мощности воздушного насоса (низкорослый рыжий человек, большой эрудит). Можно было также проехать через холл в карах на подвесной монорельсовой дороге или посмотреть двадцатиминутный фильм. Можно подняться на специально созданный здесь каменный завал в скейлботах и поорудовать захватами-клешнями, какими пользуются во внеземных горных разработках.

Но наиболее алчущие задерживаются у планетария дольше. Они долго стоят, меньше смеются. Ответвление потока, образующего заводь…

— Думаешь отправиться куда-нибудь?

Мальчик повернул голову, двинувшись на костылях, и посмотрел на обратившегося к нему подполковника. Офицер был высокого роста, с загорелыми руками и лицом, с темными глазами; маленькие усики и тонкая коричневая дымящаяся трубка больше всего бросались в глаза, когда взгляд поднимался выше аккуратного, хорошо пошитого мундира.

— Почему? — спросил мальчик.

— Ты как раз в том возрасте, когда планируют будущее. Карьеру надо нанести на карту заранее. Можно промахнуться, если в тринадцать лет не думать вперед.

— Я читаю всякую литературу…

— Без сомнения. В твоем возрасте все читают. Но сейчас ты видишь модели и думаешь, что это здесь такое же, как настоящее. Но разница большая, громадная. Ты не поймешь того ощущения, лишь читая буклеты.

Наверху прошуршал монорельсовый кар. Офицер показал на него трубкой.

— Даже это не то же, что прокатиться над Большим Ледяным Каньоном, — заметил он.

— Тогда виноваты те, кто пишет буклеты, — сказал мальчик. — Любой человеческий опыт может быть описан и интерпретирован достаточно хорошим писателем.

Офицер искоса взглянул на него.

— Повтори-ка это еще раз, сынок.

— Я сказал, что если ваши буклеты не говорят того, что вы хотите от них, то это не вина того материала, что в них описан.

— Сколько тебе лет?

— Десять.

— Ты чертовски умен для своего возраста.

Мальчик пожал плечами, поднял костыль и показал им в направлении Галереи.

— Хороший художник мог бы сделать вам в пятьдесят раз лучшую работу, чем эти большие глянцевые фото.

— Это очень хорошие фото.

— Конечно, хорошие. Отличные. И, наверное, очень дорогие. Но любая из этих сцен у настоящего художника была бы бесценной.

— Пока что в нашем деле нет места художникам. Сначала идут землекопы, а культура потом.

— А почему бы не сделать наоборот? Набрать нескольких художников, а они помогут вам найти кучу землекопов.

— Хм, — сказал офицер, — интересная точка зрения. Не прогуляешься ли со мной немного? Посмотришь еще кое-какие достопримечательности.

— Что ж, — сказал мальчик, — почему бы и нет? Правда, прогуляться — не совсем подходящее слово…

Он качнулся на костылях, поравнялся с офицером, и они пошли мимо экспонатов.

Скейлботы ползли по стене, цепляясь клешнями.

— Устройство этих вещей основано на работе ног скорпиона?

— Да, — ответил офицер. — Один талантливый инженер украл этот трюк у Природы. Именно такого сорта головы мы и стремимся привлечь.

Мальчик кивнул.

— Я жил в Кливленде. Там в низовьях реки пользовались штукой под названием "хьюлановский конвейер" для разгрузки судов с рудой. Эта вещь основана на принципе ноги кузнечика. Какой-то смышленый молодой человек с мозгом, какой вы хотите привлечь, лежал однажды во дворе, обрывал ноги кузнечикам, и вдруг его осенило: "Эй, — сказал он, — это может пригодиться". Он разодрал еще несколько кузнечиков, и родился хьюлановский конвейер. Как вы сказали, он украл трюк, который Природа потратила на существ, всего лишь скачущих по полям и жующих зелень. Мой отец однажды взял меня в путешествие по реке, и я увидел эти конвейеры в действии. Это громадные металлические ноги с зазубренными концами, и они производят самый ужасно-неземной шум, какой я когда-либо слышал — словно призраки всех замученных кузнечиков. Но боюсь, что у меня не тот сорт мозга, какой вы хотели бы привлечь.

— Ну, — сказал офицер, — похоже, что у тебя мозг того, иного рода.

— Какого иного?

— О котором ты говорил: тот, что будет видеть и интерпретировать, и сможет сказать людям здесь, дома, на что это похоже там.

— Вы взяли бы меня как описателя?

— Нет, мы взяли бы тебя в другом качестве, как рабочего. Но это не должно было бы остановить тебя. Сколько людей интересуется войнами с целью написать военный роман? Сколько военных романов написано? А сколько из них хороших? Очень мало. Ты мог бы начать свою подготовку с этого конца.

— Возможно, — сказал мальчик.

— Повернем сюда? — сказал офицер.

Мальчик кивнул и пошел вслед за ним в коридор, а затем в лифт.

Лифт закрыл дверь и спросил, куда их отвезти.

— На нижний балкон, — сказал офицер.

Едва заметное ощущение движения, затем дверь открылась. Они оказались на узком балконе, идущем вдоль края «Супницы». Он был закрыт гласситом и освещен тусклым светом.

Под ним снаружи располагались огороженные площадки и часть взлетного поля.

— Несколько машин скоро взлетят, — сказал офицер. — Я хочу, чтобы ты увидел, как они поднимаются на колесах огня и дыма.

— Колеса огня и дыма, — улыбаясь, повторил мальчик. — Мне попадалась эта фраза в нескольких из ваших буклетов. Вы действительно поэтичны, сэр.

Офицер не ответил. Ни одна из металлических башен не шевелилась.

— Вообще-то, отсюда они далеко не ходят, — сказал наконец офицер. — Только доставляют материалы и персонал на орбитальные станции. Настоящие большие корабли здесь никогда не садятся.

— Я знаю. Это верно, что на вашей выставке один парень совершил утром самоубийство?

— Нет, — сказал офицер, не глядя на него, — это был несчастный случай. Он шагнул в колодец марсианской гравитации до того, как платформа встала на место и включилась воздушная подушка. И упал в шахту.

— Почему же не закрыли этот отдел выставки?

— Потому что вся защитная аппаратура функционировала правильно. Предупреждающий свет и охранные перила работали нормально.

— Тогда почему вы называете это несчастным случаем?

— Потому что он не оставил записки. Вот! Смотри, сейчас один поднимется! — Он показал трубкой.

Клубы дыма появились у основания одного из стальных сталагмитов. В его основании вспыхнул свет. Затем под ним разгорелось яркое пламя, и волны дыма растеклись по полю и поднялись высоко в воздух.

Но не выше корабля… потому что он теперь поднимался.

Почти незаметно он приподнялся над грунтом. Вот сейчас движение уже было более различимым…

И вдруг он взвился в воздух на громадном потоке пламени.

Он был как фейерверк, потом стал вспышкой, и, наконец, звездой, быстро удаляющейся от них.

— Нет ничего похожего на ракету в полете, — сказал офицер.

— Да, вы правы.

— Ты хотел бы последовать за ней? Следовать за этой звездой?

— Да. И когда-нибудь сделаю это.

— Мне обучение далось очень тяжело, а сейчас требования даже более высокие.

Они следили, как взлетели еще два корабля.

— Когда вы в последний раз сами улетали? — спросил мальчик.

Офицер промолчал.

— Я, пожалуй, пойду. Мне еще надо сделать письменную работу для школы, — сказал мальчик.

— Погоди, я хочу дать тебе несколько новых наших буклетов.

— Спасибо, я уже все их собрал.

— О'кей. До свиданья, парень.

— До свиданья. Спасибо за показ.

Мальчик пошел обратно к лифту. Офицер остался на балконе, пристально глядя вдаль. Трубка его давно погасла.

Свет, движущиеся борющиеся фигуры… Затем темнота.

— О, сталь! Такая боль, словно вошли лезвия! У меня много ртов, и все они блюют кровью!

Тишина.

×
×