Улыбка 45-го калибра

– В двенадцатую.

Консьержка потеряла ко мне всякий интерес. Я доехала на лифте до четвертого этажа и, едва двери распахнулись, услыхала:

– Чего это ты на целый час раньше прискакала?

Я вышла на лестничную клетку. Высокая рыжеволосая дама, стоявшая в проеме открытой двери, попятилась.

– Простите, думала, массажистка ко мне идет.

– Нет, – улыбнулась я, – извините за беспокойство, мне нужна Люба Ракитина.

– О боже, – простонала хозяйка, мигом меняясь в лице. – Опять! Эта дрянь вновь дает прежний адрес.

Вымолвив последнюю фразу, она накинулась на меня чуть ли не с кулаками:

– Сами виноваты, небось видели, с кем дело имеете! Да у нее на лице стоит штамп – «подлая баба», вот и разбирайтесь без нас.

– Простите, Люба тут не живет?

– Нет, – проорала дама, теряя всю интеллигентность и элегантность, – нет!

– Не подскажете, где ее искать?

– Понятия не имею, уходите, – затопала стройными ножками, обутыми в красненькие домашние тапочки, нервная особа, – убирайтесь и не смейте сюда больше ходить! Слышите? Никогда!

– Но…

– Сейчас милицию вызову, – пригрозила злобно хозяйка и захлопнула дверь.

Я уставилась на красивую, обитую розовато-желтоватой кожей дверь. Интересно, чем так досадила Люба Ракитина этой особе? И как мне теперь поступить? Внезапно дверь соседней квартиры, совсем простая, деревянная, с обивкой из черного дерматина приоткрылась и на площадку вышла старушка. Маленькая, аккуратная, совершенно непохожая на российских бабушек.

К сожалению, наши женщины, едва перешагнув пятидесятилетний рубеж, мигом записываются в старухи. Начинают носить одежду темных тонов, не следят за модой, перестают ходить в парикмахерскую и выбрасывают помаду сочных оттенков. Этим они коренным образом отличаются от своих ровесниц-парижанок. «Чем старше женщина, тем короче юбка и выше каблуки», – заявила как-то бессмертная Коко Шанель. Но ей были свойственны экстремальные точки зрения. Однако в словах гениальной Коко, несомненно, была доля правды: французские дамы пятидесяти, шестидесяти и даже семидесяти лет не выглядят развалинами. Все они щеголяют в светлом. Розовое, голубое, нежно-зеленое – именно такие тона носят парижанки, перешагнув пенсионный возраст. При этом все они подстрижены и причесаны по последней моде, а на руках у них маникюр. Теплыми летними вечерами в многочисленных парижских кафе их можно встретить десятками. Разноцветными стайками сидят за столиками, пьют кофе, лакомятся пирожными и сплетничают, всем своим видом демонстрируя, старость – это еще не вечер. Впрочем, жизнь в Париже легче, чем в Москве: пенсии вполне достаточно для безбедного существования, а с внуками там сидеть не принято.

– Увольте, – морщит нос свекровь моей подруги Антуанетты, когда та робко просит маман приглядеть за Полем, пока она сбегает за булочками, – это твой сын, я своего уже воспитала, если желаешь таскаться по лавкам, найми няню.

Дама, вышедшая из своей квартиры, выглядит точь-в-точь, как свекровь Антуанетты. Сухонькая, маленькая, в ярко-голубом свитере и черных бархатных брючках.

– Вы ищете Любу Ракитину? – спросила она.

Я кивнула:

– У меня был записан этот адрес, пришла, а хозяйка квартиры такая неприветливая.

– А зачем вам Люба? – продолжала любопытствовать бабуся.

Я уже хотела было соврать, что работаю в поликлинике врачом, но тут бабушка продолжила:

– Небось тоже денег ей в долг дали?

Я кивнула.

– Если не секрет, сколько?

– Три тысячи.

– Ох, милая, плакали твои денежки, – запричитала старушечка, – заходи скорей. Меня Евгения Львовна зовут, а тебя как?

– Даша, – ответила я, протискиваясь в холл, забитый мебелью.

Одних только секретеров тут стояло три штуки. А еще комод, вешалка, шкаф и какие-то изогнутые непонятные штуки, похожие на кресла без спинок или на пуфики с ручками.

– Садись, – подтолкнула меня к одному из них Евгения Львовна. – Зачем же такую прорву денег давала? Неужели не видела, с кем дело имеешь?

Я вздохнула.

– Она казалась очень приличной, паспорт показала с пропиской. Всего-то и просила на месяц.

– Э, милая, – усмехнулась Евгения Львовна, – аферистка она. Вот на тебя сейчас Ниночка налетела…

– Кто?

– Ну Нина, из двенадцатой квартиры.

– Очень нервная женщина!

– Сама посуди, каково ей приходится. К ней уже добрый десяток человек приходили Любку искать. И все поголовно твердят: «Где деньги?» Ей тут такие сцены закатывают! Один мужик дверь бритвой изрезал, другой милицию вызвал и вопил: «Немедленно арестуйте ее за мошенничество».