Каюров рассмеялся.
– Раньше не замечал. Ну что ж, пусть у вас теперь все будет отлично, и пусть у тех, кто когда-нибудь желал вам зла, сломаются ноги!
– Да у нас нет врагов, – влезла Маня, – одни друзья.
– Хороший джип, – продолжал Михаил, обращаясь к Кеше, – можно заглянуть внутрь?
– Пожалуйста, – разрешил сын и протянул ключи, – если хотите, сделайте круг по поселку.
– Вот все сомневаюсь, не купить ли такой, – говорил Михаил, шагая по дорожке.
Внезапно я ощутила легкую дрожь и неизвестно почему крикнула:
– Миша, стой.
Каюров повернул голову на возглас, машинально шагнул вперед, наступил правой ногой в «визитную карточку» Хучика и рухнул на дорожку, издав дикий крик. Лицо его посерело, на лбу выступили капли пота. Все кинулись к несчастному.
– Не трогайте меня, – прохрипел Михаил, – я, кажется, сломал ногу!
Поднялась суета. Кеша вызывал «Скорую», Тузик безостановочно заламывал руки и стонал:
– Ужас, ужас, это так же страшно, как и насморк.
Севка обмахивал упавшего газетой, Ирка отгоняла волнующихся собак, Александр Михайлович помчался за коньяком…
– Мусечка, – зашептала Маня, – нас в Ветеринарной академии учат, что больное животное надо приободрить. Скажи Мише что-нибудь приятное.
– Э-э-э, – протянула я, – ну во всем плохом есть свое хорошее.
– Да нет, Мусечка, что-нибудь радостное, приятное, – бубнила Маня.
– Что же хорошего ты увидела в этой ситуации, – поинтересовался синий от боли Каюров.
Я перевела глаза на его испачканный башмак и радостно сообщила:
– Наступить в собачье дерьмо к большим деньгам, есть такая замечательная примета.