120  

Неожиданно в коридоре появилась муха. Противно жужжа, она уселась на голову Николая, но тот ничего не заметил. Вдруг раздался громкий стук, и Шабанов кулем рухнул на пол. Над ним, ухая от удовольствия, возвышался Фредди со скрученным трубочкой журналом «ТВ-парк» в правой лапе.

Филя остановил маятник. Мельниченко в изнеможении прислонился к стене.

– Следует признать, – пробормотал он, переводя дух, – если бы провидение не послало нам мартышку, мы могли бы и проиграть.

– Никогда, – твердо заявил Филя. – Он уже стал слабеть, но все равно, Фредди, негодник, иди сюда, я тебя поцелую.

Это были последние услышанные мной слова. Нестерпимая боль разлилась по всему телу, и я наконец потеряла сознание.

– Даша, – раздался голос, – открой глазки.

Я села на диване и оглядела комнату. В просторной гостиной столпились домашние, успевшие надеть халаты.

– Голова болит? – спросил профессор.

Я осторожно прислушалась к внутренним ощущениям.

– Нет.

– Вот и славно, – удовлетворенно заметил Мельниченко.

В кресле, выдвинутом на середину комнаты, в странной позе с поднятыми вверх руками сидел Николай. Лицо его хранило торжественное спокойствие.

Я испугалась.

– Привяжите его веревкой.

– Не сто?ит, – спокойно сказал Мельниченко, – он в глубоком трансе.

– Его держит дух Ко, – пояснил Филя. – Пока не скажу, не отпустит!

Из моей груди вырвался тяжелый вздох.

– Почему он так странно сидит, задрав руки?

– Он их не чувствует, – ответил Андрей Николаевич, – ему удобно, приятно и тепло. И сейчас мы выясним у него, зачем ворвался в наш дом. Скажи, как…

– Стойте, – воскликнула я, – а Нина?

– Она спит, – сообщил Филя, – я же предупреждал вас, Даша, об опасности и велел носить рору.

– Камень почернел и обжег мне грудь!

Колдун округлил глаза.

– Значит, опасность оказалась так велика, что он самоуничтожился, спасая вас!

– Ничего не понимаю, – вклинился в разговор Кеша.

– А и понимать не надо, – заявила Зайка. – Даша снова занялась расследованиями, а результат всегда одинаков!

– Ты их знаешь? – взвизгнула Алиса. – Знакома с этими сволочами? Да я чуть не умерла, не представляешь, сколько тут крыс было!

– Они тебе только казались, – отбивалась я.

– Все равно страшно, – вздохнула Машка, – целая стая, бежали, шевелились, хватали за ноги…

– Вот что, – каменным голосом изрекла Алиска, – сейчас немедленно нам рассказываешь, что знаешь, а потом допросим негодяев, под гипнозом живо правду выложат.

– Надо передать их в руки милиции, – сказал Кеша, – мы не имеем права проводить подобные процедуры. Это незаконно.

– А они имеют право шастать ночью по дому и пугать людей грызунами, – вскипела балерина. – Молчи лучше, адвокат раздолбайский.

– Точно, – пискнула Маня, – обязательно допросить.

– Ладно, – прервал дискуссию Филя, – только пусть вначале Даша расскажет всю правду. И учти, сразу почувствую, когда врешь!

– Да-да, не вздумай врать, – в голос закричали домашние.

Марья Сергеевна и Света поближе подвинулись друг к другу. Ирка и Катерина, боясь Алиски, робко подслушивали у дверей. Хорошо хоть Серафима Ивановна не спустилась, впрочем, она беспокоится только о близнецах, все остальное старушку не колышет.

Провожаемая сердитыми взглядами домашних, я подошла к буфету и вытащила сигареты.

– Послушай, – взорвалась Зайка.

– Пусть курит, – разрешил Кеша, – давай, мать, раскалывайся.

И я рассказала им все. После моей исповеди настал час покаяния негодяя. Мельниченко снова поднял ему руки вверх и спросил:

– Ваша фамилия?

– Шабанов, – прозвучал бесстрастный ответ. Все обратились в слух.

Глава 29

И дед, и прадед, и прапрадед Николая обладали странным, сверхъестественным даром – могли управлять другими людьми, подавлять их волю. Слыли Шабановы и знахарями, запросто лечили болезни. Необычный талант передавался в семье только по мужской линии. Девочки же ничем не выделялись. Отчего-то в семье мальчики рождались только у сыновей, а многочисленные дочери, в свою очередь, производили на свет только девочек. Впрочем, у прапрадеда, прадеда, деда и отца Шабановых было всего по одному наследнику. Иногда генетика давала сбой. Отец Николая получился человеком совершенно ординарным, зато Коле достался великий талант.

Но любые данные господом способности можно использовать как во благо, так и во зло, здесь уже сам человек выбирает, по какому пути идти. Прапрадед Емельян был старообрядцем, прадед Михаил стал православным священником. И Емельян, и Михаил жили праведно, прихожане почитали их, будто святых. Да и как было не удивляться, если и тот и другой исцеляли страждущих. Дед Иван стал сектантом. Его религиозный фанатизм достиг апогея, и, начиная свою жизнь простым церковнослужителем, к тридцати годам мужик возгордился и создал собственную «веру».

  120  
×
×