Спят усталые игрушки

Я сидела как громом пораженная. Разгадка оказалась под носом. Нинель сначала была пациенткой Людмилы, затем они подружились… Выходит, Сундукян – член секты. Крайне подходящая для этого личность. Женщина романтического склада, с неустроенной жизнью, к тому же обладательница двух квартир…

– Скажите, Лиана, а где можно приобрести стихотворения Нинель?

– Да зачем вам? – засмеялась врач. – Это не стихи, а чтиво.

– Ну все же.

– Последний раз в журнале «Орбита» печатали.

Едва дождавшись одиннадцати утра, я порулила в Лыков переулок, где расположилась редакция. Должен же там быть архив!

Главный редактор, импозантный мужчина лет пятидесяти, а судя по одежде и маникюру, плейбой и бонвиван, повертел в руках мой французский паспорт и любезно пропел:

– Что привело в нашу скромную обитель столь прекрасную даму?

– Всего лишь скучная служебная необходимость, – в тон ему ответила я и принялась самозабвенно врать.

Работаю в Париже, в издательстве «Пингвин». Хотим сделать сборник современной российской поэзии, желательно женской, нельзя ли…

– Конечно, конечно, – не дослушал редактор и крикнул: – Ксения Львовна, проводите гостью в библиотеку.

Примерно через час я держала в руках ксерокопию. Доехала до «Макдоналдса», купила биг-мак, кофе, сладкий пирожок и углубилась в чтение.

• Фонарей падал свет,
• Тебя рядом нет,
• Ушли давно поезда,
• Умчались в никуда,
• Но фонарей вечен свет,
• Никого рядом нет…

И тому подобная чушь. Конечно, ничего в поэзии не понимаю, но подобное рифмоплетство напомнило мне школьные стенгазеты. Однако у редакции было иное мнение, потому что подборку предваряла небольшая статья, где Нинель называлась «одаренной поэтессой с ярко выраженной индивидуальностью».

Я схватила телефон и стала напрашиваться в гости к дарованию.

Уж не знаю, как там обстояло у Сундукян дело с божьей искрой, но домашнее хозяйство явно не ее хобби. В небольшой прихожей кучей, вперемешку с уличными ботинками, валялись тапочки, а по полу мотались клочья пыли.

Небольшая кухня, куда провела меня Нинель, выглядела не лучше: грязно-серые занавески, плита в жирных пятнах, липкая клеенка и гора немытых чашек.

– Кофе хотите? – любезно предложила хозяйка.

Я секунду поколебалась, разглядывая заляпанный чайник. Лучше бы не рисковать, а сразу отказаться. Но язык машинально произнес:

– Спасибо, с удовольствием.

Нинель налила напиток в не слишком чистую чашку и спросила:

– Что привело вас ко мне? – И добавила: – Кажется, мы встречались раньше, но никак не вспомню где. Знаете, я близорука и у меня отвратительная зрительная память. Бывает, встречу человека, чувствую, что мы знакомы, а кто он, убей бог, не помню…

Я глотнула кофе и удивилась – необыкновенно вкусный, такой выпью с удовольствием даже из сомнительной посуды. А вот напоминать Нинель о нашей первой встрече на ее собственных «поминках» мне ни к чему, и ее отвратительная зрительная память мне только на руку.

Смакуя кофе, я вытащила из сумки листочки и, сделав восторженную мину, залепетала:

– У меня такая обычная внешность, что вечно за кого-то принимают… Извините за беспокойство, Ниночка, пишу стихи, а посоветоваться не с кем… Вот на днях попал в руки журнал с вашей подборкой, и так захотелось с вами побеседовать, но сначала прошу автограф…

Нинель расплылась в довольной улыбке и принялась старательно расписываться на подсунутых ей листочках.

– Принесли свои стишата? – спросила она, закончив процедуру. – Давайте взгляну.

Я сунула ей в руки тетрадь.

– Нуте-с, – пробормотала поэтесса и с чувством принялась декламировать:

• Под мостом Мирабо
• тихо Сена течет
• и уносит нашу любовь.
• День догорел, пробил час,
• Я осталась, а день угас.

Чтение заняло у нее минут пятнадцать. Потом, взяв в руки карандаш, Нинель начала объяснять мне мои просчеты.

Глядя, как она ловко разделывает произведение выдающегося французского поэта Аполлинера в моем вольном переводе, только подивилась. Небось, узнай, какому перу принадлежат строки, мигом закатила бы глаза и с придыханием сообщила: «Потрясающе!»

А так: образ невнятный, метафоры неоригинальны, стиль хромает, чувства странствуют.

Слушая эту разгромную рецензию, я невольно вспомнила наши семейные фокусы.

В конце восьмидесятых один знакомый, приехавший из Лондона, привез нам с Наташкой в подарок литровую бутылку водки с надписью «Смирнофф». Пришедшие гости с восторгом выпили «огненную воду», повторяя на все лады: