Рукоять меча

Тагино преклонил колени и протянул королю свой меч, так и не взятый у него растерявшимся стражником.

Ладонь Югиты легла на обтянутую акульей кожей рукоять, стиснулась, помедлила и разжалась.

Его величество Югита принял присягу.

Тагино отдал полный земной поклон, как того и требует церемониал от верноподданного, только что принесшего присягу.

Потом он выпрямился. Югита был довольно высок для своих лет, но Тагино был выше, и взгляд его уперся в середину лба короля. На гладкой юношеской коже слегка багровела ссадина.

Это от короны, сообразил Тагино. Его ведь короновали сегодня, а корона тяжелая, и край у нее запросто может натереть, а то и рассадить кожу. Да и велика она ему…

Тагино смотрел и смотрел на крохотную, чуть приметную ссадинку и понимал, что никогда и никого он не будет так ненавидеть, как его величество короля Югиту.

Глава 2

КИС-КИС, ВАШЕ ВЫСОЧЕСТВО…

Покуда Покойник священнодействовал, Кенет и Кэссин неторопливо ужинали в погребе. Подобная медлительность была у них не в обычае: хотя Кэссин за годы своего ученичества и приобрел некоторые светские привычки, обыкновение растягивать трапезу часа на три в их число не входило. Что же до Кенета, то ему доводилось бывать на пирах: с тех пор, как его высочество Акейро во всеуслышание назвал вчерашнего крестьянина Кенета своим побратимом, молодой маг неожиданно для себя оказался вхожим в такие вельможные семьи, о каких он раньше и помыслить не мог бы – к слову сказать, и не захотел бы, если бы кто удосужился спросить его согласия. И все же он так и не смог привыкнуть к мысли о том, что человек может проводить за едой несколько часов, пусть даже и в обществе себе подобных.

Не самый лучший способ проводить время. Однако ничего не поделаешь. Останься Кенет с Кэссином наверху, они могли бы нечаянно помешать Покойнику. А из комнатки, где Покойник вдохновенно копировал чужие почерки, выходов только два: вниз, в погреб, – или наружу. Не говоря уже о том, что обоим приятелям следовало всемерно остерегаться и не показываться на людях без крайней нужды, ни Кенет, ни Кэссин еще не лишились рассудка, чтобы прогуливаться по улицам порта на ночь глядя да еще богато разодетыми. Поэтому они спустились в погреб.

Есть им не хотелось, но разговор отчего-то не клеился, и когда Кенет предложил перекусить, благо запасы и еды, и вина под рукой, Кэссин почувствовал изрядное облегчение: совместная трапеза в известном смысле заменяет собой разговор и, уж во всяком случае, позволяет его не поддерживать. Куда как удобно – особенно если вдруг почему-то не знаешь, что сказать, а деваться от собеседника некуда.

– Хорошо Покойнику, – неожиданно вздохнул Кэссин. – Мы тут сидим скучаем, а он там наверху делом занят.

– Завидовать нехорошо, – ухмыльнулся Кенет. – Сейчас его черед, только и всего.

– Интересно, когда настанет наш? – уныло поинтересовался Кэссин, разглядывая недоеденную лепешку.

– Скорей, чем тебе бы хотелось, – без колебаний ответил Кенет. – Чем Покойнику завидовать, ты лучше отдыхай, пока от нас ничего не зависит. Когда наш черед настанет, ты очень скоро пожалеешь, что он настал вообще.

– Не думаю, – возразил Кэссин. – Хотя, по правде говоря, я не очень-то верю, что это вообще когда-нибудь случится.

– Случится, – терпеливо повторил Кенет. – И очень скоро.

– Для тебя – может быть, – гнул свое Кэссин, – а для меня? Ты ведь настоящий маг, не мне чета. И от Кастета польза есть, и от Гвоздя, и от Покойника…

– Значит, вот откуда ветер дует? – нахмурился Кенет.

– А какая от меня Юкенне польза? – горестно заключил Кэссин. – Все вы можете ему чем-то помочь, только я…

Кенет не перебивал его, но Кэссин отчего-то замолчал, хотя собирался сказать еще многое. Удивленный собственным неожиданным молчанием, он поднял глаза – и окончательно лишился дара речи.

Когда-то Кэссин испугался разгневанного Гобэя – но Кенет в гневе выглядел куда более пугающим. Он не кривил рот, на его лбу не вздувались жилы. Его лицо могло показаться безмятежно-спокойным – если бы не тончайшая ярко-белая черта, перечеркнувшая наискосок это наигранное спокойствие.

Шрам исчез с лица Кенета еще раньше, чем молодой маг в компании Кэссина и Намаэна отправился в Ремесленку. Трудно сказать, что напугало Кэссина больше – сила ярости, пробудившей уже исцеленный шрам, или самообладание, с которым Кенет совладал со своей яростью.

– Ты опять вернулся туда, где и был, – очень медленно произнес Кенет.

– Т-ты о чем? – заикаясь, выдавил Кэссин, не в силах отвести взгляд от шрама.

– Я о Юкенне, – так же медленно произнес Кенет. – Сначала Гобэй, потом – я, теперь вот – Юкенна… интересно, кто будет следующим – король Югита? Я от тебя все эти дни только и слышу – Юкенна, Юкенна… Неужели тебе это так нужно – найти предмет для обожания, возвести перед ним алтарь, пасть во прахе ниц и вырвать из себя кишки во славу своего кумира?! И ведь добро бы только свои…

– Но… – запротестовал было Кэссин.

– Ты тут Покойнику завидовал, Гвоздю, Кастету… тебе бы хоть на минуту в голову пришло, что это твои друзья! – Кенет говорил очень тихо, но уж лучше бы он кричал. – Ты их уже один раз позабыл ради Гобэя. Да и ради меня, если уж на то пошло. Ты ими уже пожертвовал – неужели с тебя не довольно? Ты восхищаешься Юкенной – лучше бы ты друзьями своими восхищался. Они ведь нам помогают просто по старой дружбе. Тебе не приходило в голову хоть раз, как это для них опасно? Великий Гобэй, всесильный целитель Кенет, хитромудрый Юкенна… неужели ты ни о чем другом не можешь думать?

– Могу, – угрюмо отозвался Кэссин.

– Например? – язвительно поинтересовался Кенет.

– Например, если нас начнут искать, что станет со стариком лекарем, – ответил Кэссин, – и… с мальчиком.

Кенет перевел дыхание, помолчал немного, а потом коротко и невесело рассмеялся.

– Прости, – отрывисто произнес он.

– За что? – не подымая головы, спросил Кэссин. – Ты ведь правду сказал. Я о друзьях не подумал… ни тогда, ни теперь. А про опасность и вовсе забыл. Только и Гвоздь, и Покойник, и Кастет могли отказаться, понимаешь? И уж во всяком разе они хоть знали, во что впутываются. А Вайоку и Намаэн… вот ты сказал, что это опасно, и я вдруг подумал… совсем ведь безвинно пропадут, если что.

– Это хорошо, что ты сейчас о них подумал, – улыбнулся Кенет. – Но вот как раз о них ты можешь не беспокоиться. Я это уже сделал.

– Что сделал? – не понял Кэссин.

– Побеспокоился, – пояснил Кенет. – Когда мы уходили из Ремесленки. Тем же путем. След в след. Даже если случится такое несчастье, что нас станут искать, никто не сможет вспомнить толком гостей господина лекаря.

Кэссин недоуменно воззрился на Кенета.

– Нет, я не заставил забыть нас, – покачал головой Кенет. – Но вспоминать нас будут примерно так: «Этот длинный оборванец»… «худой такой парнишка»… «а, эти двое, которые привезли племянника господина лекаря?..» «воспитанный юноша, что и говорить, и голос у него приятный…» Как полагаешь, по такому описанию можно опознать хоть кого-нибудь?

Кэссин даже нос сморщил от удовольствия, представив себе, как ищейки господина Главного министра будут ломать себе голову, пытаясь составить сколько-нибудь дельное описание их внешности.

– А что до мимохожего гадальщика, – продолжил Кенет, – вся Ремесленка будет готова поклясться, что видели его не вместе с нами, а самое малое месяц тому назад. Да еще и не всякий вспомнит, что это был именно гадальщик.

Он налил себе немного вина и выпил одним глотком.

– Может, я и перестарался немного, – заметил он. – Тебя еще могут искать – как-никак беглый ученик мага. Но меня здесь никто не знает. А уж если и взбредет кому в голову, что мы и есть таинственные помощники посла Юкенны, скажи на милость, зачем нам тогда таскать с собой ребенка? Легко ли скрываться от погони с этакой обузой… – Кенет замолчал и вновь налил себе вина. – Блажь, конечно… и все-таки я это сделал. Чтобы уж никто не мог связать нас – а значит, и старичка лекаря с малышом – с этим делом. Как-то на душе спокойнее…