На первый взгляд казалось, будто Алверон таким образом демонстрирует пренебрежение к роскоши. Но, присмотревшись, я понял, что это не так. Скромная рубашка цвета слоновой кости была безупречна, сапфировый жилет — ослепителен. И я готов был поставить в залог оба своих больших пальца, что надевал он эту одежду никак не больше пяти раз.

Это была демонстрация богатства, тонкая, но сногсшибательная. Одно дело — позволить себе хорошую одежду, но чего стоит иметь возможность обновлять гардероб достаточно часто, чтобы по нему не было заметно, что эти вещи носили! Я вспомнил, что сказал об Алвероне граф Трепе: «Богат, как винтийский король».

Сам же маэр выглядел примерно так же, как и прежде. Высокий, худощавый. Седеющий, с безупречно ухоженной бородкой. Я обратил внимание на усталые морщины на лице, легкую дрожь в руках, осанку… «Он выглядит старым, — сказал я себе, — но на самом деле он не стар».

Колокол на башне начал бить час. Я отступил от изгороди и свернул за угол. Мне предстояла беседа с маэром.

Алверон кивнул, окинул меня пристальным, холодным взглядом.

— А, Квоут! Я надеялся, что вы не заставите себя ждать.

Я отвесил полуофициальный поклон.

— Я рад был получить ваше приглашение, ваша светлость.

Алверон ничем не показал, что я могу сесть, поэтому я остался стоять. Я подозревал, что он проверяет мои манеры.

— Надеюсь, вы не против, что мы встречаемся под открытым небом. Вы уже осмотрели сады?

— Нет, ваша светлость, пока что не нашел времени.

Я ж сидел в этих чертовых комнатах как пришитый, пока он не прислал за мной.

— Что ж, позвольте, я вам их покажу.

Он взял отполированную трость, которая стояла прислоненной к дереву.

— Я лично всегда находил, что свежий воздух целителен для любых невзгод, которые терзают тело, хотя многие со мной не согласны.

Он подался вперед, как бы собираясь встать, но лицо его на миг болезненно исказилось, и он резко втянул воздух сквозь зубы. «Он болен! — понял я. — Не стар, а болен».

Я в мгновение ока очутился подле него и протянул ему руку.

— Позвольте, ваша светлость!

Маэр напряженно улыбнулся.

— Будь я помоложе, я бы обратил ваше предложение в шутку, — вздохнул он. — Однако гордость — привилегия сильных…

Он оперся сухой рукой на мою руку и с моей помощью поднялся на ноги.

— Мне же придется ограничиться тем, чтобы быть любезным.

— Любезность — привилегия мудрых, — нашелся я. — Стало быть, это ваша мудрость делает вас любезным.

Алверон усмехнулся и похлопал меня по руке.

— Что ж, небольшое, но все же утешение.

— Вам довольно трости, ваша светлость? — спросил я. — Или нам лучше пойти рядом?

Он снова усмехнулся, все той же сухой усмешкой.

— «Рядом»! Как вы деликатны, право.

Он переложил трость в правую руку, а левой на удивление крепко стиснул мой локоть.

— Господь и владычица! — проворчал он сквозь зубы. — Терпеть не могу демонстрировать свою слабость. Но все же лучше опираться на руку молодого человека, чем ковылять в одиночку. Ужасно, когда собственное тело тебя подводит. Пока ты молод, об этом не думаешь…

Мы не торопясь пошли вперед, и разговор пока сошел на нет. Мы прислушивались к плеску воды в фонтанах и пению птиц в листве живых изгородей. Время от времени маэр указывал мне на ту или иную статую и рассказывал, кто из его предков приобрел ее, заказал или — об этом он говорил несколько извиняющимся тоном — вывез из чужих земель в качестве боевого трофея.

Так мы разгуливали по садам почти час. Мало-помалу Алверон все меньше опирался на мою руку, и вскоре он уже держался за меня больше для равновесия. Мы повстречали несколько аристократов, которые кланялись либо кивали маэру. Отойдя подальше, он рассказывал мне, кто они такие, какое место занимают при дворе и пару-тройку забавных сплетен с их участием.

— Все они гадают, кто вы такой, — сказал он после того, как одна такая парочка скрылась за изгородью. — К вечеру только и разговоров будет, что о вас. Быть может, посол из Ренере? Или молодой дворянин, ищущий себе богатое поместье и жену в придачу? А может, вы и вовсе мой потерянный и обретенный сын, плод моих юношеских бесчинств?

Он хихикнул и похлопал меня по руке. Должно быть, он собирался продолжать, но споткнулся о торчащую плитку на дорожке и чуть не упал. Я поспешно подхватил его и усадил на каменную скамью возле дорожки.

— Ад и проклятье! — выругался он, явно смущенный. — На что это было бы похоже: маэр, валяющийся на спине, точно опрокинутый жук?

Он сердито огляделся по сторонам, но мы, по всей видимости, были одни.

— Послушайте, сделайте милость старику, а?

— Я к вашим услугам, ваша светлость!

Алверон, сощурясь, взглянул на меня.

— В самом деле? Ну, впрочем, это сущий пустяк. Молчите о том, кто вы такой и зачем явились сюда. Это сотворит чудеса для вашей репутации. Чем меньше вы говорите людям, тем больше они жаждут из вас вытянуть.

— Я буду помалкивать, ваша светлость. Но мне, право, было бы проще молчать о том, зачем я здесь, если бы я это знал…

Алверон лукаво взглянул на меня.

— Это верно. Но тут чересчур людно. Пока что вы продемонстрировали великолепное терпение. Поупражняйтесь уж в нем еще немного.

Он взглянул на меня.

— Не будете ли вы столь добры проводить меня в мои покои?

Я протянул ему руку.

— Конечно, ваша светлость!

* * *

Вернувшись к себе, я снял свой расшитый камзол и повесил его в резной гардероб розового дерева. Изнутри огромный шкаф был обшит кедром и сандалом, которые пропитывали одежду своим ароматом. На дверцах внутри шкафа висели высокие, безупречно ровные зеркала.

Я прошел по блестящему мраморному полу и сел на кушетку, обтянутую алым бархатом. Я рассеянно спросил себя, чем «кушетка» отличается от обычного дивана. Я лично особой разницы не видел. Поразмыслив, я пришел к выводу, что это то же самое, что обычный диван, но только для богатых.

Однако мне не сиделось. Я встал на ноги и принялся расхаживать по комнате. На стенах висели картины: портреты и пасторальные сценки, искусно написанные маслом. На одной стене висел огромный гобелен, изображающий большое морское сражение во всех подробностях. Этот гобелен занимал мое внимание почти полчаса.

Мне не хватало моей лютни.

Отдать ее в заклад было очень тяжко, все равно что руку себе отрубить. И я предвидел, что ближайшие десять дней я проведу, не находя себе места и тревожась, что не смогу вовремя ее выкупить.

Однако маэр, сам того не желая, совершенно меня успокоил. В гардеробе у меня висело теперь шесть костюмов, которые было бы не стыдно надеть любому знатному лорду. Как только их принесли ко мне в комнату, я тут же успокоился. Когда я их увидел, моя первая мысль была не о том, что теперь я могу спокойно показаться при дворе. Я подумал, что, если все обернется как нельзя хуже, всегда можно будет их спереть, продать старьевщику и получить достаточно денег, чтобы выкупить лютню.

Разумеется, если бы я выкинул нечто подобное, я бы спалил за собой все мосты, ведущие к маэру. Вся моя поездка в Северен оказалась бы пустой тратой времени, а граф Трепе был бы так сконфужен, что впредь отказался бы иметь со мной дело. И тем не менее мысль о том, что есть и такой выход, давала мне хоть какую-то возможность контролировать ситуацию. Этого было довольно, чтобы я не сходил с ума от тревоги.

Мне не хватало моей лютни, но, если я сумею добиться покровительства маэра, мой жизненный путь сделается гладким и прямым. У маэра достаточно денег, чтобы я мог продолжать обучение в Университете. А его связи помогут мне продолжать свои исследования, связанные с амир…

Но, пожалуй, важнее всего было могущество самого его имени. Если маэр сделается моим покровителем, я окажусь под его защитой. Отец Амброза, возможно самый влиятельный из баронов Винтаса, в дюжине шагов от престола. Но Алверон сам по себе практически король. Насколько же проще сделается моя жизнь, когда Амброз уже не сможет ставить мне палки в колеса! У меня голова пошла кругом от одной мысли об этом.

×
×