Страхи мудреца. Книга 1

— А что привело вас сюда в эту славную ночь? — спросил Элодин.

Я напрягся. Задавать Аури вопросы было опасно.

По счастью, этот вопрос ее, похоже, совсем не задел.

— Квоут принес мне много всего хорошего, — сказала она. — И пчелиное пиво, и ячменный хлеб, и копченую рыбу, у которой вместо сердца арфа.

— А-а! — сказал Элодин, сделав шаг вперед. Он похлопал себя по карманам, что-то нашел и протянул ей. — Боюсь, что мне нечего тебе подарить, кроме плода цинны.

Аури сделала легкий танцующий шажок назад и плода не взяла.

— А Квоуту ты что принес?

Это, похоже, выбило Элодина из колеи. Он неловко постоял с протянутой рукой.

— Боюсь, что ничего, — ответил он. — Но ведь и Квоут мне, наверно, ничего не принес.

Аури сощурила глаза и неодобрительно насупилась.

— Квоут музыку принес! — сурово возразила она. — Музыка — это для всех!

Элодин снова растерялся. Надо признаться, мне было приятно видеть, как его для разнообразия выбил из колеи кто-то другой. Он обернулся в мою сторону и слегка поклонился.

— Прошу прощения, — сказал он.

Я любезно махнул рукой.

— Ничего-ничего, забудьте об этом.

Элодин обернулся к Аури и снова протянул ей цинну.

Она сделала два маленьких шажка вперед, застыла, поколебалась и сделала еще два. Медленно протянула руку, помедлила, взяла маленький плод и поспешно отбежала назад, прижав обе руки к груди.

— Спасибо большое, — сказала она и снова сделала маленький реверанс. — Теперь ты тоже можешь поужинать с нами, если хочешь. И, если будешь хорошо себя вести, можешь остаться после ужина и послушать, как играет Квоут.

Она слегка склонила голову набок, так что сделалось ясно, что это был вопрос.

Элодин поколебался и кивнул.

Аури перебежала на другую сторону крыши и спустилась во двор по голым сучьям яблони.

Элодин проводил ее взглядом. Когда он повернул голову, его лицо озарил свет луны, и я увидел, что он был задумчив. Живот тугим узлом скрутила внезапная тревога.

— Магистр Элодин!

Он обернулся ко мне.

— А?

Я по опыту знал, что ей потребуется всего три-четыре минуты, чтобы принести из Подовсе то, что она хотела. Нужно ему все объяснить, и чем быстрее, тем лучше.

— Я понимаю, это выглядит странно, — сказал я. — Но, прошу вас, будьте осторожны. Она очень пугливая. Не пытайтесь прикасаться к ней. Не делайте резких движений. А то спугнете.

Элодин снова повернулся спиной к свету, и лица его я не видел.

— Ах вот как? — сказал он.

— И не шумите. Даже смеяться громко не надо. И не задавайте ей никаких вопросов, которые могут показаться личными. А то она просто сбежит.

Я перевел дух, лихорадочно соображая. Язык у меня подвешен неплохо, и, если мне дадут достаточно времени, я могу убедить практически кого угодно в чем угодно. Но Элодин был слишком непредсказуем, чтобы им манипулировать.

— И смотрите, никому не говорите, что она здесь!

Это прозвучало резче, чем мне хотелось бы, и я тут же пожалел о том, что не выразился иначе. Я был не в том положении, чтобы приказывать одному из магистров, пусть даже этот магистр полубезумен.

— Я хотел сказать, — поспешно добавил я, — что я буду вам крайне признателен, если вы никому о ней не скажете.

Элодин посмотрел на меня долгим задумчивым взглядом.

— И почему бы это, ре'лар Квоут?

Его тон был таким холодным и насмешливым, что меня прошиб пот.

— Ее же в Гавань засадят! — сказал я. — Кому, как не вам…

Я осекся, в горле у меня пересохло.

Элодин смотрел на меня. Его лицо было почти не видно в тени, но я чувствовал, что он хмурится.

— «Кому, как не мне»? Что вы имеете в виду, ре'лар Квоут? Вы уверены, будто знаете, какие чувства я испытываю по отношению к Гавани?

Я обнаружил, что весь мой тонкий полуобдуманный план убеждения разлетелся вдребезги. Я внезапно почувствовал себя так, будто вновь очутился на улицах Тарбеана и мой живот сводит судорогой от голода, а в груди отчаянная безнадежность, я вновь хватаю за рукав моряков и купцов, вымаливая жалкие пенни, полпенни, шимы. Хоть что-нибудь, чтобы наконец поесть.

— Ну пожалуйста! — взмолился я. — Магистр Элодин, прошу вас! Если ее примутся искать, она спрячется, и я никогда больше ее не найду! У нее не все в порядке с головой, но тут ей хорошо. А я о ней забочусь. Я мало чем могу помочь, но хоть чем-то. А если ее поймают, будет еще хуже. Гавань ее убьет. Магистр Элодин, прошу вас! Я для вас все, что угодно, сделаю! Только не говорите никому!

— Тс-с! — прошипел Элодин. — Она идет!

Он ухватил меня за плечо, и луна озарила его лицо. В нем не было ни гнева, ни суровости. Лишь изумление и озабоченность.

— Господь и владычица, да ты весь дрожишь! Вздохни поглубже и представь, что ты на сцене. Ты ее напугаешь, если она увидит тебя таким.

Я перевел дух и постарался расслабиться. Озабоченное выражение исчезло с лица Элодина, и он отступил назад, отпустив мое плечо.

Я обернулся и как раз успел увидеть Аури, которая бежала к нам по крыше с охапкой всякого добра. Она остановилась на некотором расстоянии от нас, пристально окинула нас взглядом и наконец подошла, ступая аккуратно, как танцовщица, и остановилась на прежнем месте. Она грациозно опустилась на крышу, скрестив ноги. Мы с Элодином тоже сели, хотя и не столь непринужденно.

Аури развернула тряпицу, аккуратно постелила ее между нами и поставила посередине большое гладкое деревянное блюдо. Достала цинну и понюхала ее, глядя поверх нее.

— А что в ней? — спросила она у Элодина.

— Солнечный свет, — уверенно ответил он, как будто ожидал вопроса. — Солнечный свет раннего утра.

Они были знакомы. Ну конечно! Оттого она и не сбежала сразу, как увидела его. Напряжение, стиснувшее мне спину, немного отпустило.

Аури снова понюхала цинну и призадумалась.

— Она славная, — объявила она. — Но подарки Квоута все равно лучше.

— Это логично, — сказал Элодин. — Наверно, Квоут вообще лучше меня.

— Ну, это-то само собой разумеется! — серьезно ответила Аури.

Аури накрыла на стол, поровну разделив между нами хлеб и рыбу. Кроме того, она принесла плоский горшочек оливок в рассоле. Я обрадовался, обнаружив, что она и без моей помощи способна о себе позаботиться.

Аури налила мне пива в уже знакомую фарфоровую чашечку. Элодину досталась стеклянная баночка, вроде тех, в каких хранят варенье. В первый раз она ему налила, а во второй наливать не стала. Мне оставалось только гадать почему: то ли ей было неудобно к нему тянуться, то ли это был тонкий намек на ее нерасположение.

Мы ели молча. Аури сидела прямо и деликатно откусывала по кусочку. Элодин ел осторожно, время от времени поглядывая на меня, словно не знал, как ему держаться. Я сделал вывод, что ему прежде не доводилось ужинать с Аури.

Когда с ужином было покончено, Аури достала маленький блестящий ножичек и разделила цинну на три части. Как только она взрезала кожицу, я ощутил аромат фрукта, сладкий и резкий. У меня потекли слюнки. Цинну привозили из дальних краев, и для таких, как я, эти фрукты были чересчур дороги.

Она протянула мне мой кусочек, и я бережно взял его у нее из рук.

— Спасибо большое, Аури.

— Пожалуйста, Квоут.

Элодин обвел нас взглядом.

— Аури?

Я ждал, пока он закончит вопрос, но это, видимо, и был весь вопрос.

Аури поняла его прежде меня.

— Это мое имя, — ответила она, горделиво улыбнувшись.

— В самом деле? — с любопытством переспросил Элодин.

Аури кивнула.

— Это Квоут мне его дал! — она улыбнулась мне. — Здорово, правда?

Элодин кивнул.

— Чудесное имя, — вежливо сказал он. — И тебе очень идет.

— Да, очень! — согласилась она. — Это все равно что цветок у меня в сердце.

Она серьезно взглянула на Элодина.

— Если тебе тяжело носить свое нынешнее имя, ты попроси Квоута, он даст тебе новое!

Элодин снова кивнул, откусил кусочек цинны и обернулся, чтобы посмотреть на меня. В свете луны я увидел его глаза. Они были холодные, задумчивые и совершенно, абсолютно разумные.