– Честь есть и у бастарда, – проговорил Джон. – Я уже готов принести вашу клятву.

– Ты мальчик, тебе еще четырнадцать, – проговорил Бенджен. – Ты еще не мужчина. Пока ты не познаешь женщину, не поймешь, от чего отказываешься.

– Я не хочу даже думать об этом! – с пылом проговорил Джон.

– Захочешь, когда узнаешь, что это такое, – сказал Бенджен. – Если бы ты знал, чего стоит плата, то, возможно, не стал бы торопиться с клятвой, сынок.

Джон ощутил, как в нем вспыхнул гнев.

– Я тебе не сынок!

Бенджен Старк поднялся.

– Вот это и жалко. – Он положил ладонь на плечо Джона. – Обратишься ко мне, когда заведешь собственных бастардов, посмотрим, как ты тогда запоешь.

Джон задрожал.

– Я никогда не буду отцом бастарда. Никогда! – подчеркнул он, словно выплеснул яд.

И вдруг понял, что все за столом умолкли и глядят на него. Джон почувствовал, как слезы начинают наполнять глаза. Он поднялся на ноги.

– Прости, – сказал он, собрав остатки достоинства, и, резко повернувшись, бросился прочь, чтобы вокруг не заметили его слез. Наверное, он выпил больше вина, чем полагал: ноги подвели Джона, он столкнулся со служанкой, опрокинул кувшин вина на пол. Вокруг загремел смех, и Джон ощутил на щеках жаркие слезы. Кто-то попытался поддержать его. Он вырвался из услужливых рук и, полуслепой, бросился к двери.

Призрак последовал за ним в ночь.

Во дворе было тихо и пусто. Одинокий часовой застыл высоко на внутренней стене, плотно кутаясь в плащ, закрывавший его от ветра. Скучный и несчастный, он горбился там в одиночестве, но Джон охотно поменялся бы с ним местами. Но в остальном замок казался темным и брошенным. Джону уже приходилось видеть заброшенную крепость, скучные стены, среди которых шевелился лишь ветер. Камни молчали о людях, которые жили там. Ныне Винтерфелл напоминал ту твердыню. Звуки музыки и песни сквозь открытые окна тянулись за ним. Но Джону не хотелось веселья. Он стер слезы рукавом рубашки, жалея о том, что пролил их, и собрался уйти.

– Мальчик, – позвал его голос. Джон обернулся. Тирион Ланнистер сидел на карнизе над дверью великого чертога, напоминая горгулью. Карлик ухмыльнулся. – Это животное называется волком?

– Лютоволком, – отвечал Джон. – Его зовут Призрак. – Он поглядел на невысокого человека, разом забыв свое разочарование. – А что ты делаешь наверху? Почему ты не присутствуешь на пиру?

– Там слишком жарко, слишком шумно, и я уже выпил слишком много вина, – поведал карлик. – Я уже давно понял, что блевать на собственного брата неучтиво. Скажи, а можно посмотреть поближе на твоего волка?

Поколебавшись, Джон кивнул:

– Ты сумеешь спуститься или мне принести лестницу?

– О, к чертям лестницы, – отвечал человечек, отрываясь от карниза. Джон охнул, а потом с уважением проследил, как Тирион Ланнистер свернулся в тугой комок, легко приземлился на руки, потом сделал сальто и встал на ноги. Призрак в нерешительности отскочил в сторону.

Отряхнувшись, карлик рассмеялся:

– По-моему, я испугал твоего волчонка. Прошу прощения.

– Он не испуган, – отвечал Джон и, согнувшись, позвал: – Призрак, иди сюда. Иди сюда. Вот так.

Волчонок подошел ближе, ткнулся носом в лицо Джона, приглядывая осторожным глазом за Тирионом Ланнистером, но когда карлик протянул руку, чтобы погладить его, отодвинулся и с безмолвной угрозой обнажил клыки.

– Боится, правда? – заметил Ланнистер.

– Сидеть, Призрак! – скомандовал Джон. – Вот так. Сиди смирно. – Он поглядел на карлика. – Теперь ты можешь прикоснуться к волку, он не пошевелится, пока я не прикажу ему. Я учу его.

– Понимаю, – проговорил Ланнистер. Погладив белую шерсть между ушами Призрака, он сказал: – Хороший волк.

– Если бы меня не было рядом, он разорвал бы тебе глотку, – сказал Джон. Пока дело обстояло не совсем так, но все еще впереди…

– В таком случае лучше держись поближе, – проговорил карлик. Он нагнул свою слишком крупную голову набок и поглядел на Джона разными глазами. – Я – Тирион Ланнистер.

– Я знаю это, – проговорил Джон распрямляясь. Ростом он был выше карлика… странное ощущение.

– А ты – бастард Неда Старка, так?

Джон ощутил, как холод пробежал по нему. Стиснув зубы, он ничего не ответил.

– Я обидел тебя? – спросил Ланнистер. – Прости, карликам не обязательно соблюдать такт. Поколения шутов и дураков дают мне право скверно одеваться и высказывать все, что приходит в голову. – Он ухмыльнулся. – Но ты и есть бастард.

– Лорд Эддард Старк – мой отец, – жестко признался Джон.

Ланнистер поглядел ему в лицо.

– Да, – сказал он, – это видно. В тебе больше севера, чем в твоих братьях.

– Сводных братьях, – поправил Джон. Слова карлика были приятны ему, но он попытался не показать этого.

– Позволь мне дать тебе кое-какой совет, бастард, – сказал Ланнистер. – Никогда не забывай, кто ты такой, ведь мир, конечно, этого не забудет. Сделай происхождение своей силой. Не допускай, чтобы оно превратилось в слабость. Облачись в это, словно в броню, и тогда никто не сможет ранить тебя.

Джону было не до советов.

– Ну что ты знаешь о том, как чувствуют себя бастарды?

– Любой карлик – бастард в глазах собственного отца.

– Но ты законный сын своей матери, истинный Ланнистер.

– Неужели? – с иронией отвечал карлик. – Скажи это моему лорду-отцу. Моя мать умерла, рожая меня, и он никогда не испытывал уверенности в этом.

– А я даже не знаю своей матери, – проговорил Джон.

– Вне сомнения, она была женщиной. Как и все они. – Он одарил Джона скорбной улыбкой. – Запомни это, мальчик. Всякого карлика можно считать бастардом, но бастарду не обязательно быть карликом! – Тут он повернулся и направился в замок на пир, насвистывая расхожую мелодию. Когда Тирион открыл дверь, свет бросил длинную тень на двор, и какое-то мгновение Бес Ланнистер казался высоким, словно король.

Кейтилин

Палаты Кейтилин были жарче всех помещений великого замка Винтерфелл. Ей редко приходилось зажигать здесь очаг. Замок был возведен на естественных горячих источниках, и обжигающая вода бежала внутри стен его покоев, словно кровь в человеческом теле, прогоняя холод из каменных залов, наполняя стеклянные сады влажным теплом, храня землю от замерзания. В дюжине небольших двориков день и ночь курились открытые пруды. Для лета – немного, для зимы же – грань между жизнью и смертью.

Ванна Кейтилин всегда парила, и ладонь ее прикасалась к теплой стене; тепло напоминало ей о Риверране, о днях, проведенных под солнцем с Лизой и Эдмаром. Но Нед не переносил жары. Старки созданы для холода, говаривал он ей; на это она обычно со смехом отвечала, что в таком случае они, безусловно, построили свой замок не на том месте.

Нед поцеловал жену и выбрался из постели, как делал уже тысячу раз. Он пересек комнату, отодвинул тяжелые занавеси и по одному открыл высокие узкие окна, впуская в палату ночной воздух. Ветер кружил вокруг него, обратившегося лицом во тьму, – обнаженного и с пустыми руками. Натянув меха до подбородка, Кейтилин следила за ним. Нед казался ей почему-то каким-то ранимым и невысоким – похожим на того юношу, с которым она обвенчалась в септе Риверрана пятнадцать долгих лет назад. Тело ее все еще ныло после его ретивой любви. Добрая боль. Она ощущала в себе его семя. И помолилась, чтобы оно прижилось. Прошло уже три года после рождения Рикона, а она еще не слишком стара и может родить мужу еще одного сына.

– Я откажу ему, – проговорил Нед, поворачиваясь. В глазах его была тоска, в голосе сомнение.

Кейтилин села на постели.

– Ты не можешь этого сделать и не должен.

– Мои обязанности здесь, на Севере. Я не хочу быть десницей Роберта.

– Он этого не поймет. Теперь он король, а короли не похожи на простых людей. Если ты откажешься служить ему, он станет интересоваться причинами и рано или поздно решит, что ты втайне замышляешь какой-нибудь заговор. Неужели ты не видишь опасности, в которой мы тогда окажемся?

×
×