Битва королей

На следующий день, как ни странно, тело ее болело не так уж сильно. Словно бы боги услышали ее и пожалели. Служанки заметили перемену.

– Кхалиси, – спросила Чхику, – что случилось? Ты больна?

– Я была больна, – отвечала она, наклоняясь над драконьими яйцами, которые Иллирио подарил ей в день свадьбы. Дени прикоснулась к одному из них, самому большому, и ласково погладила скорлупу. «Черно-алое, – подумала она, – как дракон в моем сне». Камень показался ей странно теплым под пальцами… или она еще дремлет? Дени с опаской отдернула руку.

Начиная с того часа каждый день давался легче предыдущего.

Ноги сделались сильнее, пузыри прорвались, а на руках появились мозоли, мягкая кожа бедер окрепла.

Кхал велел, чтобы служанка Ирри научила Дени ездить верхом на дотракийский манер, но на деле учительницей ее была молодая кобыла. Лошадь, казалось, понимала ее настроение, словно бы сливаясь с Дени в единое существо. С каждым днем Дени чувствовала себя все увереннее в седле. Дотракийцы – жесткий и не сентиментальный народ, и не в их обычаях давать имена животным. Поэтому Дени тайно называла свою лошадь Серебрянкой. И любила ее, как никого в своей жизни.

Когда верховая езда перестала быть для нее испытанием, Дени начала замечать красоту этого края. Она ехала во главе кхаласара вместе с Дрого и его кровными всадниками и потому всегда видела землю свежей и невытоптанной. Это позади нее огромная орда терзала копытами землю, мутила реки и поднимала облака удушающей пыли, но поля впереди них всегда были зелены и ярки.

Они миновали плавные холмы Норвоса, террасные поля и небольшие деревеньки, жители которых тревожно следили за ними с белых оштукатуренных стен. Потом они переправились через три широкие спокойные реки; четвертая же, узкая, оказалась коварной и быстрой, заночевали возле высокого синего водопада, обогнули руины огромного древнего города, где, как утверждали, между почерневших мраморных колонн до сих пор стонали призраки. Они ехали по тысячелетним валирийским дорогам, прямым, как дотракийская стрела. Половину месяца они проезжали через Квохорский лес, ветви которого золотым пологом сходятся высоко над головой, а стволы деревьев никак не тоньше крепостных башен. В лесу обитали огромные лоси, пятнистые тигры и лемуры с серебристым мехом и огромными пурпурными глазами. Но все звери бежали от кхаласара, и Дени не могла их заметить. К этому времени память о перенесенных муках уже начинала блекнуть. После долгой езды тело ее до сих пор побаливало, но теперь в усталости появилось нечто приятное, и Дени с каждым днем все охотнее садилась в седло, ожидая увидеть новые чудеса далеких земель. Она начала даже чувствовать удовольствие и по ночам, а если и вскрикивала, когда Дрого брал ее, то не всегда от боли.

У подножия гребня высокая и гибкая трава окружила ее. Дени перешла на рысь и выехала на равнину, потерявшись в зеленом благословенном одиночестве. В кхаласаре она никогда не оставалась одна. Кхал Дрого приходил к ней лишь после заката, служанки купали ее, умывали и спали возле дверей ее шатра, кровные всадники Дрого и люди ее кхаса никогда не отходили далеко, брат бросал тоскливую тень на ночи и дни. Дени услышала его голос на вершине гребня; захлебываясь гневом, Визерис что-то кричал сиру Джораху. Она поехала дальше, погружаясь в дотракийское море.

Зелень поглотила ее. Воздух был полон ароматов земли и травы, к нему подмешивался запах конской плоти, пота самой Дени и масла, умащавшего ее волосы. Дотракийские запахи. Здесь они казались уместными как нигде. Дени радостно вдыхала воздух. Ей вдруг захотелось ощутить под собой землю: погрузить пальцы ног в жирную черную почву. Соскочив с седла, она пустила Серебрянку пастись, а сама потянула с ног высокие сапоги.

Визерис налетел на нее внезапной летней грозой. Конь встал на дыбы – он осадил его слишком резко.

– Как ты смеешь! – завопил Визерис. – Ты смеешь командовать мной? Мной! – Он соскочил с коня и споткнулся приземляясь. Когда он поднялся на ноги, лицо его побагровело. Он схватил ее за плечи и потряс. – Или ты забыла, кто ты такая? Погляди на себя. Погляди на себя!

Дени не нуждалась в зеркале: босые ноги, волосы умащены маслом, дотракийский кожаный верховой костюм – подаренные на свадьбу штаны и цветной жилет. Весь вид ее свидетельствовал о принадлежности к этой земле. Визерис же казался грязным и неряшливым в городских шелках и кольчуге.

Он продолжал орать:

– Не ты командуешь драконом. Ты понимаешь это? Я – владыка Семи Королевств и не подчинюсь приказам бабы какого-то лошадника. Ты слышала меня? – Он запустил руку под ее жилет, пальцы его болезненно впились ей в грудь. – Ты слышишь меня?

Напрягая все силы, Дени оттолкнула брата. Визерис поглядел на нее, не веря своим глазам. Она никогда не возражала ему, никогда не отвечала на удары. Ярость исказила черты Визериса. Сейчас он ударит ее, и очень сильно, она это знала.

Трах!

Кнут ударил как гром. Петля обхватила Визериса вокруг горла и дернула назад. Ошеломленный и задыхающийся, он полетел в траву. Дотракийские наездники, улюлюкая, окружили его. Тот, что с кнутом, молодой Чхого, выдохнул вопрос. Дени не поняла его слов, но Ирри уже была рядом, а с ней сир Джорах и остальные из ее кхаса.

– Чхого спрашивает, хочешь ли ты его смерти, кхалиси, – проговорила Ирри.

– Нет, – сказала Дени. – Нет.

Чхого понял это. Кто-то из дотракийцев рявкнул нечто похабное, и все расхохотались. Ирри перевела ей:

– Куаро считает, что у него следует отрезать ухо, чтобы научить уважению.

Брат ее стоял на коленях, пальцы пытались сорвать кожаную удавку, он что-то неразборчиво хрипел, пытаясь вздохнуть. Кнут туго перехватил его гортань.

– Скажи, что я не хочу, чтобы ему причиняли боль, – распорядилась Дени.

Ирри повторила ее слова по-дотракийски. Чхого потянул кнут, дернув Визериса, как марионетку на ниточке. Тот снова упал, освобождаясь от кожаного удушающего объятия, под подбородком его выступила тонкая линия крови – там, где кнут глубоко прорезал кожу.

– Я предупреждал его, что такое может случиться, миледи, – сказал сир Джорах Мормонт. – Я просил его остаться на гребне, как вы приказали.

– Я знаю это, – ответила Дени, глядя на Визериса. Побагровевший и рыдающий, лежа на земле, он с шумом втягивал воздух. Жалкое зрелище. Но Визерис всегда был жалок. Почему она никогда не замечала этого раньше? Прежний страх исчез без следа. – Возьмите его лошадь, – приказала Дени сиру Джораху. Визерис охнул. Он не верил своим ушам, не верила им и Дени. Но слова приходили сами. – Пусть брат мой пешком возвращается в кхаласар.

Дотракийцы считают того, кто пешком идет по степи, нижайшим из низких, не имеющим ни чести, ни гордости, – даже не мужчиной. Пусть все увидят, каков он на самом деле.

– Нет! – завизжал Визерис на общем языке. Он повернулся к сиру Джораху со словами, которых не понимали табунщики: – Ударь ее, Мормонт. Побей ее. Это приказывает твой король. Убей этих дотракийских псов и проучи ее.

Изгнанник-рыцарь перевел взгляд с Дени на ее брата: она была боса, между пальцами выступала влажная земля, волосы намаслены, а он в стали и шелках. Дени поняла решение по его лицу.

– Он пройдется пешком, кхалиси, – поклонился рыцарь. И придержал коня брата, пока Дени поднималась на свою Серебрянку.

Визерис смотрел на них раскрыв рот, а потом опустился на землю. Он молчал, не шевелился, только полные яда глаза его провожали их. Скоро он затерялся в высокой траве. Не видя его больше, Дени встревожилась.

– А он найдет путь назад? – спросила она у сира Джораха по дороге.

– Даже такой слепец, как ваш брат, способен отыскать дорогу по нашему следу, – отвечал он.

– Такому гордецу будет слишком стыдно возвращаться.

Джорах расхохотался:

– А что еще ему остается? Если он не сумеет найти кхаласар, то кхаласар, безусловно, найдет его. В дотракийском море, дитя, утонуть трудно.

Дени понимала правоту рыцаря. Кхаласар, целый кочующий город, передвигался по земле не вслепую. Перед главной колонной всегда ехали разведчики, высматривая дичь, добычу или врагов: оба фланга охраняли специальные отряды. Они ничего не пропускали, ни здесь, в этой земле, ни в том месте, откуда пришли. Эти равнины были неотъемлемой частью всего народа… а теперь и ее самой.