Заметки путевого Обходчика

— А вы бы ужо как-то определилися — прокряхтел старик совершенно спокойным голосом. — То свободу вам подавай полную, то, ежели натворите чего, за чью-то спину спрятаться норовите. То вы сами по себе, а случись что — виноват ОН. Так получается? — его плечи горестно поникли.

— Но если ОН все может и знает, что мы такие глупые, то почему не пресек в самом начале?

— А твои родители тоже не давали тебе ничего делать самостоятельно? Всегда и во всем за ручку водили? Или же ты все же совершал плохие дела, а ужо потом они тебе помогали разгребать то, что ты натворил?

— Так они же ПОМОГАЛИ!!! — я ухватился за это слово, как утопающий за соломинку. — А ОН НЕТ!!!

— А ты просил???!!! — вопрос Деда ошарашил меня больше, чем я мог подумать. Да какое там ошарашил — он буквально пригвоздил меня к полу. Крыть то было нечем.

— Ладно — отмахнулся я. — Извините меня за трескотню непутевую. Давайте по-хорошему расстанемся — протянул руку для прощания.

— Ой, расстанемся ли — старик склонен был меня удивлять. Привычка, что ли, у него такая? — Чует мое сердце, что свидимся мы ешо.

— Ну, раз так, то до свидания — я не стал уточнять какие еще у него предчувствия. Пожал обоим спутникам руки и поспешил назад. Благо у меня был противогаз и вонь мне теперь до одного места.

А эти самые трупоеды в действительности безобидными оказались.

* * *

Промозглый ветер разудало гонял по улицам всякий хлам. Он, будто почувствовав себя разыгравшимся не в меру ребенком, так и норовил разбросать вокруг все, что попадало ему под руку. Вот мимо пролетела целая кипа старого тряпья, и я, резко отпрянув в сторону, еле успел увернуться. Благоразумнее было бы отойти поближе к стене ближайшего дома, но то, что подчас таили в себе полуразвалившиеся здания, могло быть куда страшнее. Так что выбор у меня был невелик. Поэтому я и дальше продолжал лавировать, пытаясь не попасть под раздачу начинающегося урагана.

То, во что я был одет, тоже не добавляло мне оптимизма. Холод весьма плохой попутчик. А с другой стороны так мне было легче ускоряться, даже не помышляя об остановке. Плечо, наверное от сырости, или на смену погоды, разболелось не на шутку. Хорошо, что хоть все остальное не дает о себе знать.

«Ох, не простой это старичок-боровичок» — вспомнил я манипуляции, проделанные стариком. — «Может он это…» — я силился вспомнить, как называются люди, способные излечивать руками или вообще на расстоянии, и не мог. — «А в принципе, какая на хрен разница, как это называется» — искомое слово так и не всплыло из глубин подсознания. — «Но кишки то не болят. И это факт» — мне подумалось, что иметь такого попутчика оказалось большой удачей для меня. — «И, ежели мы с тобой еще свидимся» — вспомнил слова Деда, — «то я постараюсь тебя отблагодарить». В памяти всплыл образ заботливого доктора с Курской, и я понял, что количество тех, кому уже задолжал, удвоилось.

Судьба оказывается, не всегда бывает злобной сукой. Хотя в последнее время я уже начал сомневаться в этом. Больно уж она поиздевалась надо мной, превратившись в ту самую стерву. Подчас, наверное, это зависит от ее непредсказуемого, чаще всего абсолютно неподвластного нашей бренной логике характера, она любезно подсовывает нам немного подсластителя. В виде конфетки в красивой обертке, или же, как в моем случае, безопасной прогулки по городу. Большая половина пути позади, а тишина царила такая, что мне даже на миг показалось, что все твари вымерли. Разом сгинули, оставив город тем, кому он когда-то принадлежал по праву. Но громкое лопотание крыльев, возвестившее меня о том, что крылатое чудище вылетело на охоту, тут, же развеяло эту бредовую мыслишку. Я пригнулся, чертыхнувшись, и нехотя вынужден был отойти под сень развесистых деревьев.

* * *

Позади станции Новые Черемушки имелся тупиковый отстойник. И там, в вагонах, я это тоже узнал от Аршина, бандиты устроили некое подобие тюрьмы. Закутка, куда они свозили тех, кого не пристрелили еще по дороге. Или тех, кто был нужен Потапу живым.

Я лежал и смотрел сквозь решетку вентиляционного люка на одинокую фигуру охранника, кимарившего на табурете. Полчаса. Вокруг абсолютно ничего не происходило, и поначалу мне даже захотелось сразу, сломя голову, броситься вперед. Уж с одним фраером я б непременно справился. Одной лишь злостью, накопившейся внутри, удавил бы. Еле сдержался. Вспомнил ловушку на Курской, и пытки. И решил обождать. Хотя бы смены караула, или иного движения. Кто их, бандитов знает. Тем более, что круг обзора у меня был слишком узким. И я не мог видеть того, что происходило в паре метров в одну и другую сторону. А там ведь тоже мог кто-то быть. Но, повторюсь, прошло полчаса совершеннейшего затишья.