Тиль... эх, Тиль... ну, куда ты полез, ненормальный, упрямый до безумия эльф?!

Белке потребовалась лишь доля секунды, чтобы осознать свой нелепый промах и тихо застонать от отчаяния, а затем сигануть с места в гигантском, просто невозможном прыжке, чтобы успеть выбить из паучьих лап упрямого остроухого дурака, а потом самой взвыть от ощущения сомкнувшихся на талии челюстей.

- Белик! - горестно ахнул Стрегон, когда она в последнем усилии замахнулась мечами, которые так и не пожелала выпустить из рук. - Зачем?!

Вместо ответа Гончая упрямо вонзила родовое оружие в неподатливое паучье тело и что-то сдавленно прошептала. Эльфийские клинки тонко вскрикнули, засветились, а затем, распоров потемневшее небо двумя серебристыми молниями, буквально взорвали массивное тело твари изнутри. Забрызгав поляну едкой слизью, яростно полыхнув зелеными огнями, едва не ослепив поспешно отвернувшихся Братьев и напоследок щедро окатив их жгучими искрами исконно эльфийской магии. Которая, впрочем, очень быстро угасла, оставив после себя лишь витающие повсюду клочья жирного пепла, стойкий запах гари и мерзкий привкус на губах, от которого хотелось поскорее избавиться.

От удара паучью голову с зажатой в жвалах Белкой отбросило далеко в сторону. Несколько раз ее перекувырнуло в воздухе, затем протащило по земле, покрыв устрашающей маской из крови, обрывков ткани, иголок и прилипших листьев. Наконец, зацепило о какой-то ствол, с гулким стуком перевернуло, и только тогда мертвая башка, наконец, соизволила остановиться. В этот же момент обезглавленное тело окончательно осело на горящую землю. Затем благородная эльфийская сталь медленно погасла, погрузив поляну в оглушающую, какую-то мертвую тишину. А в этой тишине, словно нелепый дождь, с деревьев плавно, как в дурном сне, посыпались моментально издохшие пауки.

На какое-то время лес пугливо притих, словно страшась нарушить воцарившееся молчание. Птицы разом замолчали. Звери, если кто и был поблизости, тоже предпочти затаиться. Чудом уцелевшие люди растерянно опустили руки, молча глядя на неподвижное тело под ногами, а Лан и Картис оказались ошеломлены настолько сильно, что лишь через несколько секунд смогли издать какой-то жалкий стон и, в ужасе переглянувшись, беззвучно прошептать:

- Seille...

Владыка Л'аэртэ не двигался и, кажется, почти не дышал. Лежал ничком, уронив гордую голову и зарывшись лицом во влажную землю. К несчастью, мощный удар пришелся по нему дважды: сначала паучиха зацепила когтем, играючи распоров куртку, рубаху, прочную кольчугу и половину груди вместе с ней. А потом отбросила из-под смыкающихся челюстей Белка, благодаря чему царственный эльф, хоть и потерял сознание, но все же был жив.

- Темная Бездна... - Ланниэль только горестно застонал, когда упал возле повелителя на колени и с ужасом увидел на его груди глубокую, безобразную, обильно кровоточащую рану. Картис побелел, как полотно, и пошатнулся от ужасной мысли, с тревогой следя за повелителем, пока молодой маг торопливо отдавал ему свои силы. А затем подошел, со стыдом опустив голову, и обреченно протянул руку:

- Возьми мою.

- Нет. Ты еще можешь понадобиться, - мотнул головой Ланниэль. - Если я не справлюсь, ты его защитишь и поможешь. Твоя жизнь ничего не исправит: наши силы слишком малы для него. Но я постараюсь... я сделаю все, что смогу... посмотри, как там Бел, хорошо?

Стрегон стремительно повернулся в сторону паучьей головы, под которой почти не виднелась хрупкая фигурка Гончей. Только испачканные и порванные сапожки выглядывали из-под тяжелой туши, да неимоверно бледное, совсем нетронутое смертью лицо: красивое, утонченное, изящное. Он уже видел: Белик не дышал. Вернее, вообще не шевелился, но не оттого, что мешала дикая тяжесть на животе, а потому, что острые жвалы несколько раз подряд прошили его тело насквозь, после чего чудовищная голова еще и вдавила в землю так, что легкий мальчишка буквально утонул в недорытой могиле.

- Гляньте, что там с Броном, - внезапно севшим голосом велел вожак, с трудом заставив себя отвести взгляд.

Терг поспешно кивнул и бегом кинулся к раненому. По пути сперва осторожничал, не до конца веря, что со смертью "родителей", остальные пауки разом испустили дух, однако неподвижные твари никак не отреагировали на его тяжелую поступь - не пошевелились, не пискнули и даже не огрызнулись. Просто с отвратительным хрустом проминались под сапогами, оставляя после себя мерзкие пятна какой-то вонючей слизи. Но не больше.

Добравшись до неподвижного побратима, Терг почти сразу нахмурился: у того оказалась скверная рана. Паучиха разодрала ему бедро почти до кости, от мышц остались лишь жалкие обрывки, так что вряд ли Брон когда-либо сможет нормально ходить. К тому же, Брон при всех своих способностях до сих пор не пришел в себя и был едва ли не бледнее Белика.

Терг сжал челюсти, привычно стянув изувеченную ногу побратима собственным ремнем. Затем отыскал в карманах и разжевал несколько полезных травок, которые могли бы ему помочь. Аккуратно, но быстро перевязал. Наконец, осторожно поднял бесчувственного напарника с земли и бережно перенес на поляну, где уложил под относительно целым деревом, заботливо закрыл плащом и только после этого сухо отчитался Стрегону.

Полуэльф, едва взглянув на раненого и убедившись, что Терг действительно сделал все, что мог, лишь молча кивнул. Одновременно с этим пристально проследил за тем, как Лакр торопливо перевязывает себе руку, а Ивер, болезненно морщась, осторожно вытирает окровавленный висок. При виде настороженно озирающегося и практически невредимого Тороса удовлетворенно отвернулся. Затем убедился, что наниматель тоже жив и окружен заботой сородичей, на лицах которых отчаяние уже сменилось неимоверным облегчением. Потом тяжело вздохнул и, скрепя сердце, подошел к неподвижно лежащей Белке.

Какое-то время он пристально всматривался в безусое лицо, с затаенной надеждой выискивая там признаки жизни. Со странным чувством смотрел на плотно закрытые веки, за которыми не угадывалось никакого движения. Следил за упавшей на губы травинкой, стараясь уловить хоть малейшее шевеление, которое подсказало бы, что мальчишка еще дышит. Несколько ударов сердца напряженно ждал, но потом с новым вздохом опустился на корточки и протянул руку.

- Эх, Бел...

- Стой! - хриплым шепотом велели ему со спины. Стрегон изумленно обернулся, но пришедший в себя Тирриниэль - бледный, измученный и едва живой - вдруг с немалым трудом поднялся с земли и сердито на него уставился. - Не трогай его! Не смей!

Наемник совсем оторопел, когда эльф, буквально издыхавший минуту назад, упрямо выпрямился, а затем, опасно пошатываясь, сделал несколько безумно тяжелых шагов к Белке, решительно оттолкнув чужую руку.

- Не трогай, - повторил устало, падая возле нее на колени и с силой зажимая окровавленный бок. - Никогда его не трогай... если хочешь жить...

- Seille? - непонимающе переспросил Стрегон.

- Отойди!

- Вам надо отдохнуть и перевязаться. Ваша рана... - наемник с досадой поджал губы, когда наткнулся на откровенно раздраженный взгляд нанимателя. - Она очень опасна. Вам не следует собой рисковать.

- Я сказал: вон отсюда!

Стрегон, не смея больше перечить, резко отвернулся и послушно отошел.

- Seille?! - вместо него горестно воскликнул Картис. - Он прав. Пожалуйста... позвольте нам помочь... у вас не хватит резерва! Здесь нет Источника! И вам нельзя пользоваться магией! Seille!

Ланниэль тяжело вздохнул.

- Пожалуйста... это слишком опасно!

Но Тиль даже головы не повернул - он до рези в глазах всматривался в неподвижное лицо Гончей, как недавно Стрегон. Потом с силой сжал гудящие виски, понимая, что снова рискует, а затем коротко велел:

- Освободите!

Лан и Картис, пряча отчаяние, без единого возражения взялись за тяжелую паучью голову. Дружно приподняли, позволили повелителю бережно вытянуть из-под нее бездыханное тело невестки и горестно вздохнули: на ней живого места не было - изящная курточка оказалась изодрана в клочья, от правого рукава остались одни ошметки, покрытая слизью рука казалось окутана тончайшей пленкой засохшей крови, которая отчего-то легла на белоснежную кожу не просто так, а странными, причудливыми узорами. На живот вообще было страшно смотреть - надетая под куртку кольчуга свалялась тугим комком и была порвана сразу в дюжине мест, будто ее ожесточенно жевали. А все остальное настолько вывозилось в земле, что не представлялось никакой возможности оценить, насколько же серьезно она пострадала.

×
×