Правда, как только тяжело дышащий Ивер выскочил из воды, Гончая осторожно попятилась, все еще убивая, а затем небрежно отшвыривая разрубленные тела прочь. Пристально следя за покрасневшей рекой, в которой могли скрываться зверушки, гораздо более опасные, чем эта серебристая мелочь. Однако здешние хозяева не торопились высовываться наружу: то ли далековато ушли и еще не успели почуять; то ли, что вернее, решили не рисковать и, заслышав тихое пение эльфийских мечей, поспешили укрыться на глубине.

Наконец, она выбралась на сушу, тяжело дыша и сбрасывая с себя особо настойчивых преследователей. Быстро покосилась на мокрых, трепаных попутчиков, следящих за ней огромными, неверящими глазами. Незаметно перевела дух (живые!), отцепила от штанины неистово щелкающую челюстями рыбину. Брезгливо сморщилась, когда острый клык длиной с ее мизинец (и откуда у такой мелюзги подобная жуть?!) попытался воткнуться в ладонь, затем безжалостно смяла в кулаке и кинула обратно в реку. После чего стряхнула с оружия налипшую чешую, отбросила со лба мокрые волосы и, нимало не смутившись оторопелыми взорами спутников, сухо велела:

- Вперед!

После такого даже Стрегон счел за мудрое поторопиться, а Лакр, разинувший было рот для изумленного вопля, так же быстро его закрыл. Только Картис позволил себе беспокойный взгляд, означающий, что он действительно переживает за своего Вожака, да Тирриниэль тихо вздохнул:

- Спасибо, Бел... это было очень кстати.

Гончая хмуро покосилась на свои изорванные штаны, больше похожие теперь на лохмотья. Выразительно скривилась, заметив, что теперь там слишком явно просматривается ее белая кожа, на которой весьма красноречиво выделялся алый узор. Затем убедилась, что куртка и любимая рубаха выглядят не лучше. Зло сплюнула, потому что переодеваться было некогда и не во что. Обмотала спину остатками ткани с ножен, чтобы ни одна из смертоносных рун Подчинения не мелькнула на свету, и дала отмашку двигаться.

После реки Стрегон отметил, что их сумасшедший бег немного замедлился. Но это было хорошо, потому что он вовсе не был уверен, что дотянет до вечера. И без того сердце колотилось уже в ушах, воздуха постоянно не хватало, одежда намокла так, что можно выжимать, и оставшаяся позади река была здесь совершено не при чем. Он хорошо знал, что уже давно бежит на пределе своих возможностей. Понимал, что еще никогда в жизни ТАК не выкладывался. Сознавал, что долго не продержится, а потому вздохнул с нескрываемым облегчением, когда Белка ощутимо замедлила шаг.

Как эту гонку выдерживала она сама, Братья старались даже не думать: после пауков, полученных ран, многочисленного зверья и тех кругов, которые она постоянно наматывала, оберегая их от голодных хищников... после речки этой проклятой, наконец... она все еще выглядела, как взведенная скоба арбалета. Напряженная, сосредоточенная, неуловимо быстрая; по-настоящему неутомимая и нечеловечески проворная. Она дышала лишь немного чаще, чем обычно. Ее движения по-прежнему были плавными, отточенными и экономными. Грудная клетка вздымалась ровно. Сильные ноги несли ее вперед легко, словно и не было этого дикого кросса, не было ран, не было этой бешеной спешки и отчетливого страха за жизни своих слабых спутников.

Ближе к вечеру Стрегон заметил, что Гончая все чаще оборачивается и все ближе держится к их нанимателю. Незаметно присматривает, оценивает, следит и как будто ждет, когда у того закончатся силы. Брон так и не пришел в себя с тех пор, как в последний раз Ланниэль заставил его напиться. А вот Тиль пока бежал сам, не отставая и с обманчивой легкостью сохраняя навязанный темп. Он ни разу не пожаловался, не позволил себе ни единого стона. Не попросил снисхождения или сочувствия - просто бежал так, как требовала от него маленькая Гончая, и выглядел очень неплохо для существа, которому этим утром щедро распороли один бок. Его лицо по-прежнему оставалась строгим и бесстрастным, холодный блеск зеленых глаз мог бы замораживать океаны, на корню пресекая любые вопросы или сомнения в его железной воле. Однако взгляд Белки с каждым разом становился все тревожнее и все дольше задерживался на его посеревшем лице. Особенно тогда, когда он стал дышать с перерывами и впервые за день опустил потухший взор в землю.

Знакомую зеленую стену без единой свободной щелочки наемники встретили с таким невыразимым облегчением, словно родную мать увидели после долгой разлуки. Едва не рухнули прямо возле нее от осознания того, что бешеная гонка, наконец, подошла к концу, а показавшееся впереди Место Мира готово охотно принять их в свое лоно. Они с трудом остановились, хватая ртами жизненно необходимый воздух, но ни капли не удивились, когда под властным взглядом Белки колючие ветви и покрытые ядовитыми капельками шипы плавно подались в стороны. Затем без тени сомнений забрались внутрь, не обращая внимания даже на чьи-то голодные глаза из соседних кустов и подозрительно шевелящиеся над головами лианы. На карачках доползли до благословенной поляны, где можно было передохнуть. И, едва дождавшись разрешающего кивка от Гончей, в изнеможении свалились прямо там, куда дошли, потому сил ни у кого из них больше не было.

Перворожденные, не стесняясь собственной немощи, тяжело рухнули рядом, открыто демонстрируя, что и им этот сумасшедший кросс дался очень нелегко. Один только Тирриниэль не позволил себе слабости - окинув снисходительным взглядом измученных спутников, неторопливо шагнул на мягкую траву, увидел роскошный и очень древний Ясень в дальнем углу. Как-то странно улыбнулся, словно встретил старого знакомого, глубоко вздохнул и... только тогда неожиданно начал медленно заваливаться навзничь.

- Тиль!!! - Белка, ожидавшая этого еще два часа назад, быстрее молнии метнулась от закрывающегося прохода. Уверенно его подхватила, не позволив упасть, осторожно придержала. Затем бережно уложила на землю, торопливо сдернула изорванные в клочья перчатки и торопливо потянулась к своему мешку. - Лан! Живо встал и подполз сюда! Картис! Разводи огонь и вари свои травы... только чтоб без дыма, понял?! Лан, возьми у меня "нектар" и займись Броном, пока он не помер. Вотрешь в рану столько, сколько она возьмет и никак не меньше! Потом капнешь всем во фляги и заставишь выпить до дна! Тем, кто не ранен, по две капли, Лакру - три, Брону - пять, себе и Картису - по восемь. Тилю наберешь отвар, который сделает Картис, и добавишь двенадцать, понял?!

Картис, позабыв про усталость, без лишних слов помчался выполнять приказ, благо котелок они не потеряли, а холодный родник в Местах Мира был всегда.

- Лан?! Торк тебя возьми! Ты меня слышал?!

- Да, Бел, - сглотнул молодой маг, запоздало сообразив, что повелитель опасно качается на самом краю. Однако ослушаться не посмел: изнемогая от усталости, все же потащился за прозрачным пузырьком, достал его дрожащими пальцами. Затем испуганно покосился на едва дышащего лорда и торопливо уполз к Брону, чтобы попытаться дать ему крохотный шанс на выживание. Точно так же, как Гончая собиралась дать этот шанс Темному Владыке.

Успокоившись насчет остальных, она пристально всмотрелась в лицо Темного эльфа и покачала головой. Упрямец... самый настоящий упрямец. Просто кремень. И ведь не сдался. Сам бледен до синевы, резервы исчерпал до дна, чтобы не стать никому обузой. Молчал всю дорогу, как гном под пытками, и только теперь окончательно свалился.

- Ох, Тиль...

Белка осторожно смахнула с его лица черную прядь, стараясь не потревожить искусно наведенную личину. Тяжело вздохнула при виде резко заострившихся черт и совершенно бескровных губ, которые больше подошли бы покойнику. Мельком заглянула в потухшие глаза, где почти не осталось жизни, тихонько шмыгнула носом, понимая, что он снова очень близок к грани. А затем ножом разрезала мокрую от крови рубаху и насквозь пропитавшиеся тряпицы.

Стрегон только охнул, когда увидел на теле эльфа длинную безобразную рану, протянувшуюся от грудины до самой подмышки - неровную, ужасающе глубокую, с обломками разрубленных ребер и отвратительными багровыми сгустками, которые от легчайшего прикосновения Гончей начинали с мерзкими шлепками вываливаться наружу. От костра горестно застонал Картис, где-то рядом с ним смертельно побледнел Ланниэль, но Белка сделала знак не вмешиваться, и они вынужденно остались на своих местах. Потом она так же бережно освободила Тилю грудь, вытряхнула на ладонь из драгоценного пузырька щедрую россыпь янтарных капелек, которой с ней некогда поделилась кровная сестра. Мысленно вздохнула и принялась сноровисто втирать в уродливую дыру, стараясь как можно быстрее наполнить рану целительным "нектаром".

×
×