Хроники странного королевства. Вторжение. (Дилогия)

– А на фига ты им такое сказал?

– А ты что, хотел бы им оставить на память пару-тройку детей? Знаешь, как живо они этим вопросом интересовались! Здоровые производители здесь ценнее бензина!

– А сам как отмазался? – не удержался от любопытства Жак. – Сразу два одинаково негодящих производителя не показались им подозрительными?

– О, насчет себя я им такого порассказал… – Мыш грустно оглянулся на хихикающих женщин. – Что якобы мои дети непременно унаследуют магические способности и в первые же месяцы жизни без должного контроля либо спалят им деревню, либо сгорят сами. А своего мага, необходимого для правильного взращивания таких детей, у них нет. Но самое неизгладимое впечатление на них произвело не это живописное вранье, а чистая правда о моем истинном возрасте.

– Эй, погоди… – Жак вдруг спохватился, сообразив наконец, что его так настораживает в рассказе почтенного мэтра. – Ты что, надо мной стебешься? Как ты мог им столько наговорить, если языка не знаешь?

– Представь себе, смог. – Мыш опять улыбнулся, но без обычной хитринки, а знакомой отеческой улыбкой старого придворного мага. – Это просто чудо какое-то, или боги действительно существуют и очень хотят нам помочь. У нас теперь есть переводчик.

– Кто? – От потрясения Жак даже забыл о назойливых зрительницах. – Переселенец какой-то?

– Представь себе, нет. Я сам опешил от изумления, когда здесь, в этих проклятых и забытых всеми богами землях, со мной вдруг заговорили на чистом эльфийском. Помнишь ту девушку-кентавра? То есть она, разумеется, не имеет к кентаврам никакого отношения, ее четыре ноги – врожденная патология развития, вроде сросшихся близнецов. Не будь вся здешняя земля пронизана порчей Сияющей Пещеры, это были бы две одинаково милых девушки…

– Мыш, не надо только переключаться на лекцию по медицине, а то я все понял, кроме того, откуда она знает эльфийский…

– Вот не перебивай! Я сам знаю, что бываю порой зануден, но, во-первых, личность меняется не так быстро и радикально, как внешность, а во-вторых, все следует рассказывать по порядку. Ллит – это ее так зовут – не просто девушка из заброшенной деревни. И тут даже не в четырех ногах дело. Она – правнучка Бессмертной Нарны… Ах да, ты о ней не слышал, я тебе потом поведаю за завтраком, чтобы сейчас не отвлекаться. Родители Ллит откочевали сюда после того, как земли их племени захватил Повелитель. Она не застала в живых свою знаменитую прабабку и никогда с ней не общалась, но унаследовала некоторые ее способности. Ясновидение, прорицание и… кажется, способность к астральным контактам или нечто вроде того. У нее бывают видения, в которых к ней приходит некий божественный посланник – судя по описанию, самый обыкновенный эльф – и ведет с ней просветительские беседы, заодно обучая божественному, как она думает, языку. О механизме подобного явления спроси кого-нибудь другого, мне это объяснить не под силу. Но факт есть факт – девушка почти без ошибок изъясняется на речи дивного народа… Вот, лови.

Жак попытался на лету поймать брошенные трусы, промахнулся и, похоже, резко упал в глазах зрительниц. Во всяком случае их хихиканье стало не столь смущенным, сколь насмешливым. Как тут было в отместку за поношение не поддеть досточтимого мэтра?

– Подозреваю, объяснить ей, что ты не божий посланник, было сложнее, чем отмазаться от почетной должности элитного осеменителя?

– Это ты верно угадал, – ничуть не обиделся Мыш. – Пришлось немного разочаровать бедняжку, разъяснив ей кое-что о носителях языка.

– А мне? Может, я тоже чего-то не знаю об эльфах?

– Вряд ли то, что я скажу, будет для тебя новостью, но кто знает, ты всегда был так ленив… Ты когда-нибудь слышал об эльфийских богах? Не в книжных фантазиях людей, а в реальной жизни?

Жак напряг память, уже жалея, что влез. Вот сейчас он непременно ляпнет что-то не то, и Мыш начнет его долго и нудно просвещать, тем самым давно знакомым менторским тоном мэтра Истрана, от которого зубы сводит…

– Нет, – честно признался он, тщательно перелопатив закрома своей памяти (на которую до сих пор не имел оснований жаловаться). – Не слышал.

– Вот именно. Потому что их нет. Эльфы сами по себе настолько близки к первичному мирозданию, что им не требуются посредники. Они могут из чистого любопытства сунуться в человеческие религии, но обычно интерес эльфов к запутанным отношениям людей и их богов ограничивается пассивным наблюдением. За всю свою жизнь я встретил только одно исключение, но этот эльф, как ты знаешь, давно мертв. Словом, история странная и запутанная, и я очень жалею, что с нами нет мэтра Максимильяно. Возможно, ему удалось бы посетить загадочные сны этой девочки и разобраться, чего от нее хочет мистический гость и зачем вообще является.

– А что, ей он не говорит, чего хочет? Вы же сами сказали – просветительские беседы ведет. И что он ей в этих беседах втирает?

– Я бы сказал, ничего плохого, но для этого мира подобные убеждения не совсем подходят и, будучи применены на практике, станут скорей препятствовать выживанию, чем способствовать. Идеи гуманизма возникают в обществе на определенном этапе развития, когда у людей отпадает необходимость загрызть соседа, чтобы не умереть с голоду. Здешнее общество, как мне кажется, к этому пока не готово. Взять хотя бы твой последний обморок…

– Да я-то тут при чем? – недовольно проворчал Жак, снимая с куста высохшую одежду.

– Да ты ни при чем, я о самой ситуации. На первый взгляд Хаким поступил жестоко. Вчера он даже ругался со старейшиной по этому поводу – тот высказал сожаление, что, дескать, несколько здоровых мужчин пригодились бы деревне. Но при первой же возможности они бы сбежали. А потом вернулись бы с подкреплением и на этот раз не ограничились грабежом, а сровняли бы деревню с землей, не оставив в живых никого. Удручающее впечатление производит на меня этот мир, наш так не выглядел даже во времена моей юности… Но вернемся к нашей очаровательной Ллит. Это невинное дитя со своей верой во вселенское добро не проживет и дня за воротами своей деревни. Святые люди поразительно беззащитны, им всегда необходимы менее щепетильные спутники, которые бы их защищали. А нам как раз нужен переводчик. Поэтому она едет с нами.

– Погоди, а ей-то зачем переться невесть куда, если у нее тут есть и дом, и защитники? Или в деревне ее не любят?

– Почему же, ее очень любят и именно поэтому за нее опасаются. Ходят слухи, будто потомками Нарны заинтересовался Повелитель. Будто дошло до него некое новое пророчество касательно этих самых потомков, и теперь ходят по заброшенным селениям шпионы, расспрашивают, разнюхивают – то ли уточнить хотят пророчество, то ли избежать, то ли Повелитель всего лишь рассчитывает запасы Силы пополнить. Насколько я могу догадываться, его стараниями в этом мире уже не осталось магически одаренных женщин. А из нашего он натащить не успел. А Сила, таким образом полученная, не вечна – со временем рассеивается. Кроме того, девушка хочет повидать мир. И, вообрази себе, прежде всего – тот самый Пятый оазис. На днях заезжий торговец принес подозрительную сплетню, будто бы там, в Пятом, некий местный житель прячет у себя дома мутанта неизвестного пола, но красоты неописуемой. Описать эту самую дивную красоту торговец действительно не осилил в силу ограниченного запаса слов, но вот уши описал достоверно, хотя сам и не видел. Старейшина говорил, когда Ллит услышала про эти уши, ее всей деревней держали за подол и уговаривали никуда не ходить и не губить свою жизнь молодую…

Жак запихнул за голенище концы слишком длинных шнурков и выпрямился.

– Постой, Мыш, но что может здесь делать эльф? И как обычный горожанин, ни разу не маг, мог бы удерживать его здесь насильно?

– На второй вопрос у меня тоже нет вразумительного ответа, – согласился Мыш, жестом указывая путь к предстоящему завтраку. – А вот на первый – сколько угодно. Может быть, это и есть тот самый завсегдатай снов Ллит; тогда понятно, что он здесь делает. А может быть, это мой непослушный ученик, и в этом случае вопрос «что он здесь делает?» не стоит вообще. Нам же в этом случае стоит поторопиться, пока он не успел «наделать» ничего непоправимого.