Хроники странного королевства. Вторжение. (Дилогия)

Жизнерадостно пискнул дверной замок, мгновенно выдернув Кантора из мрачных размышлений и вернув к реальности. Настя все-таки нашла в себе силы навестить страшного варвара и проверить, не натворил ли чего. Смешная… Надо бы как-то разобраться с ее глупыми страхами. Поговорить ласково, успокоить… чаем напоить, что ли.

Постаравшись придать лицу максимально приветливое выражение и даже насильно заставив себя улыбнуться, Кантор шагнул в коридор, чтобы встретить гостью и помочь раздеться, но едва он ее увидел, как улыбка сама собой потухла, а заготовленное приветствие застряло в горле.

Девушка стояла у дверей, одной рукой прижимая к себе сумку, а другой стискивая ручку небольшого черного чемоданчика, и ее в буквальном смысле слова трясло. Словно с ней приключился приступ болотной лихорадки или она простояла ночь на морозе. Тряслись руки, ходуном ходили колени, крупно вздрагивали плечи, дрожали губы на побелевшем лице, а в глазах стоял такой ужас, будто за бедняжкой гналась дюжина вампиров.

— Что случилось? — выговорил Кантор, опомнившись и подхватывая чемоданчик, который Настя вот-вот уронила бы.

Девушка несколько раз быстро моргнула и судорожно вдохнула, словно собиралась заплакать.

— Диего, можно, я… поживу здесь… немного?

Кантор растерянно поставил чемоданчик и выпрямился.

— Да можно, конечно, но что случилось?

Ему и в самом деле недоставало воображения представить, насколько ужасное нечто должно было случиться, чтобы бедная Настя, забыв свой страх перед ненормальным пришельцем, искала у него от этого самого «нечто» убежища.

— Я… я сейчас расскажу… Только… опомнюсь немного…

— Успокойся, здесь тебе ничто не грозит. — Кантор потянул руку за сумкой и все же произнес вслух единственную версию, которая пришла ему на ум: — Неужели твой этот недоумок решил, что мало получил?

Настя горестно мотнула головой:

— Нет… он не появлялся… Все еще хуже…

— Успокойся. Давай сюда куртку. Разувайся. Проходи на кухню. Сейчас выпьешь чаю, расслабишься и все мне расскажешь. Я бы предложил тебе выпить, но нету. Могу сбегать, если хочешь…

— Нет! — почти выкрикнула перепуганная девушка. — Не уходи!

— Хорошо-хорошо, никуда не уйду, только не трясись ты так.

Кантор подхватил чемоданчик и сумку и торопливо направился в комнату, пока Настя не обратила внимание на выражение его лица. Не было уверенности, что оно осталось неизменным, когда сволочные голоса вздумали высказаться.

«Ты там смотри, — мрачно съязвил второй, — а то у тебя утешение перепуганных девиц сам помнишь чем заканчивается».

«Что б ты понимал! — немедленно отозвался первый. — Как раз то, что им обоим нужно! Ты того… не зевай! Сам знаешь, лучшее лекарство от потерь — новые приобретения…»

Кантор мысленно высказал, где и в каком виде он видал подобные способы утешения, и потребовал заткнуться.

«Странно, — хором подивились оба голоса, — после хинской истории ты именно так и утешался…»

«Это был не я, — огрызнулся Кантор, — а ты. Нечего тут…»

«А меня тогда вообще не было!» — возмущенно вставил второй.

«Вы мне мешаете! Сколько раз говорить — общайтесь так, чтобы я вас не слышал! Особенно когда я с живыми людьми разговариваю! Без вас тошно, придурки!»

Настя так и стояла в коридоре, вжавшись в стену, с сапогом в трясущихся руках, словно засомневалась в своем решении и подумывала, а не сбежать ли отсюда еще куда-нибудь. Сейчас бы пригодился тот памятный эликсир, которым товарищ Кантор когда-то в прошлой жизни отпаивал напарницу, но где его взять… Даже если в этом мире и делают нечто подобное, вряд ли оно найдется в обшарпанной коробке с лекарствами, запихнутой на дальнюю полку в ванной. Виктор не похож на человека, пользующегося успокоительными эликсирами, такие предпочитают лечить душевные расстройства стаканом водки…

— Настя, — как можно ласковее позвал Кантор, — может, тебе лучше сесть?

Гостья покорно поковыляла на кухню, на ходу прощаясь с идеей сбежать, а заодно, похоже, и с жизнью. Освободившись наконец от второго сапога, она притихла и сосредоточила внимание на кошке, которая немедленно запрыгнула на свободные колени и потребовала ласки, комплиментов и вдумчивого поглаживания своей персоны.

Кантор включил чайник и присел напротив.

— А теперь рассказывай.

Настя отчего-то замялась. Нет, честное слово, с ее братом было проще! Жак и так-то не особо стеснялся делиться своими страхами, а уж если напивался, то и государственные тайны заодно растрепывал. А как разговорить совершенно трезвую и до смерти перепуганную девицу?

— Этот гад… урод этот… он, оказывается, со шмякунами путался!

— Не переводит, — обреченно вставил Кантор. К сожалению, волшебный прибор некоторые жаргонные словечки воспринимал как непереводимый экзотический фольклор и называть упомянутые предметы и явления по-мистралийски отказывался. Даже если требуемое слово в родном языке Кантора существовало.

— Ну это всякие мелкоуголовные швырки…

— Понятно. А как ты умудрилась раньше этого не заметить? У него же все на роже написано.

— Я подозревала. Но ни разу его не ловила. А тут… его дружки сами объявились. Он… представляешь, сволочь какая… он там какой-то краденый антиквариат общественный с собой прихватил. А им перед отъездом позвонил и сказал, что мне оставил!

— Надо было его все-таки прирезать! — Это ностальгически-кровожадное сожаление вырвалось у Кантора само собой. О том, что обещал «не пугать Настю», он вспомнил только пару мгновений спустя.

Настя его комментарий, похоже, пропустила мимо ушей и продолжила свой рассказ как ни в чем не бывало:

— Сначала они звонили и спрашивали. Потом угрожали.

— Почему в полицию не обратилась?

— Чтобы и винтам тоже доказывать, что у меня дома не хранятся краденые вещи? — жалобно всхлипнула Настя. — А вчера они ко мне пришли. Я дверь не открыла, так они долго ломились, кричали, пока соседи не пригрозили патруль вызвать. Я сегодня боялась утром из дому выйти. Но они, наверное, в такое время еще спят. Я со страху компьютер с собой на работу прихватила, так и таскалась с ним весь день. Боялась, что вечером домой не попаду. Как знала — иду с работы, а они уже у подъезда околачиваются. Меня ждут. Я развернулась и прочь оттуда.

— Они тебя точно не видели?

— Не знаю. Но не погнались. Наверное, не видели. А что?

— Оцениваю обстановку. Если они знают, что ты здесь, тебе нельзя в одиночку ходить на работу и на учебу. Если нет… Им известно, где ты работаешь и где учишься? Могут тебя там подстеречь?

— Не знаю…

— Так, с этим понятно. Следующий вопрос. Сколько их?

— Я не знаю! Они приходили по трое-четверо, но разные… Что здесь смешного? Я тебе рассказываю, как меня чуть не убили, а ты улыбаешься!

Кантор спохватился и согнал с лица блаженное выражение. Вряд ли она поймет, что это такое — сидеть неделями в четырех стенах, отбиваясь от непрошеных воспоминаний. Разговаривать с кошкой и внутренними голосами. Из последних сил держаться за рассудок. Сознавать свою никчемность и бесполезность в чужом мире, полном непонятных чудес и ненормальных людей… Но объяснить теперь придется. Хотя бы попытаться, чтобы не обидеть.

— Прости, пожалуйста. Я просто рад, что для меня нашлось хоть какое-то достойное дело. Тут же с тоски сдохнуть можно, сидя целыми днями в ожидании. Ничего не бойся. Я буду тебя провожать. Три-четыре — это немного. Как они вооружены?

— Да как… это же шмякуны… Нож, кастет, цепь, дубинка… и все, что можно поднять с земли или прихватить поблизости. Они всегда группами ходят, а толпой и без оружия кого угодно запинать можно.

Кантор опять невольно ухмыльнулся. Себя он к категории «кого угодно» относить не привык.

— Не бойся, — уверенно повторил он и зачем-то — наверное, от предвкушения хоть какого-то действия — вытащил из кухонного шкафчика припрятанный там сверток. Ибо тысячу раз прав был принц-бастард Элмар, утверждая, что боевому оружию негоже пылиться в музеях.