Да, удобная вещь обморок. Но мне не разрешили в него упасть, вернее, сползти. Вместо этого настойчиво потянули вверх, заставляя удерживать бренное тело на ногах. Нет, миленькие Некты, хочу в бессознание! Ну, что за жизнь такая пошла? Благородной леди не дают красиво сверзиться на пол!

Рука, тянувшая меня к вертикальному состоянию, оказалась шершавой, теплой и трехпалой. В общем, покачиваясь на нетвердых ногах, я все-таки ощутила краем сознания ее материальность, а значит, рядом стоял не бестелесный дух заплутавшего архитектора, а существо, имевшее физическую оболочку.

Следующая мысль озарила подобно молнии: а нет ли здесь издевательства, и не снимает ли меня сейчас скрытая камера, и тысячи зрителей прилипли к телевизорам, ухахатываясь при виде перекошенной от страха физиономии? Тьфу ты, какие в институте скрытые камеры, тем более в непонятных заброшенных подвалах.

Рассудительность придала решимости, сознание протрезвело, и я более уверенно встала вглядываться в темноту, надеясь различить очертания фигуры или, на худой конец, блеск красных глаз или оскаленных клыков Некта.

Увы, зрение потерпело полнейшее фиаско, не увидев ничего конкретного, и лишь ладонь незнакомца настойчиво тянула вперед, в густую темноту коридора, хоть ложкой ее ешь.

Меня вели. Аккуратно, осторожно, бережно. Пытаясь крепче ухватиться за руку помощи, я вцепилась в запястье невидимого проводника и с изумлением нащупала пальцами шерсть. Короткую, но достаточно густую, чтобы понять: это не обычная повышенная волосатость, вызванная избытком гормонов.

Мою руку тут же сдернули, и показалось, что Некта невнятно ругнулся в ответ на вольность. Однако спустя мгновение наши конечности снова сплелись в крепком объятии, и меня потянули вперед. Или назад? Совсем потерялась в направлении.

Что ж, коли запретили исследовать то, что волосится выше запястья, будем изучать саму ладонь. Как я вначале угадала, рука незнакомца оказалась трехпалой и имела чрезмерно длинные пальцы, заканчивавшиеся острыми кривыми когтями. В ответ на деликатные поглаживания изрезанной глубокими линиями ладони, Некта мотнул кистью, показывая недовольство, и когти втянулись. Но, видимо, прикосновения ему понравились, потому что больше он не выдергивал руку, а воздух в коридоре слегка завибрировал, будто рядом сладко мурлыкал кто-то очень большой и довольный.

И чем дальше мы шли, тем все страннее я себя чувствовала. Мне не хватало воздуха, в груди жгло и горело, воротник свитера душил горло. Захотелось сорвать с себя давящую одежду и помчаться, разрывая мертвую тишину коридора утробным воем. Боже, что за мысли? — всполошилось забитое в угол сознание, но животные инстинкты забили его еще дальше.

Воздух наэлектризовался и потрескивал. Или трещал мой невидимый спутник?

Меня покачивало, кожа горела и пылала, и требовалось срочно охладить ее. Как жарко! Кто же остудит горящее тело? Кто заберет мой жар и избавит от мук?

Казалось, еще секунда, и меня разорвет от переполняющих ощущений.

Словно в тумане я заметила невдалеке светлое пятно. Словно в тумане услышала легкий вздох сожаления над ухом. Словно в тумане почувствовала, как тыльную сторону ладони покрывают влажные скользящие касания.

Вдруг резкий укол в палец пронзил нервные окончания, достав, наверное, до центра мозга, и размахивающее мечом сознание сподобилось разогнать галлюцинорные видения, отрезвляя организм. Вырвав руку, я инстинктивно прижала ее к груди, и наваждение тут же пропало.

Я стояла в полутемном коридоре перед ярко освещенной развилкой-перекрестком, а рядом возвышалась арочная деревянная дверь, с прибитыми буквами, каждая из которых в прошлой жизни числилась подковой, пока их не загнули буквой зю. Из букв складывалась вполне читаемая фраза: "Хозчасть. Кабинет 00000".

Странно, — подумалось мне. Кабинет с таким номером должен быть только у ректора.

Стало быть, дошла.

Это могла быть 7.2 глава

Дива. Валькирия. Роскошная роковая женщина. Божество. Неземная красавица. У меня язык не повернулся назвать особу, стоявшую напротив, женщиной. У таких, как она, не бывает возраста.

Великолепные вьющиеся волосы до середины плеч, запоминающееся выразительное лицо, стройная фигура в облегающем костюме, повторяющем изгибы совершенного тела — девушка неземной красоты ворочала коробками, пересчитывала тюбики с кремом, периодически исчезая за занавесями, скрывавшими богатства материального склада, расфасованные, разложенные и расставленные на громоздких стеллажах.

— Вот. Пишите.

Она сунула мне пачку бумажек. Требовалось заполнить опросный лист, соглашение об ответственности за порчу и расхищение казенного имущества и длиннющий формуляр, сложенный для удобства гармошкой.

Голос у девушки оказался самым обыкновенным и совершенно не походил на пение неземного существа. Я слегка разочаровалась. Затем, вздохнув, уселась у краешка высокой стойки и принялась терпеливо читать пункты опросного листа, мучительно напрягая мозг.

Еще не полностью придя в себя после прогулки по подвальному лабиринту, я туго соображала. Головокружение прошло, но изображение перед глазами периодически размазывалось, становясь нечетким.

У другого краешка стойки расположился юноша в желтой униформе. Облокотившись о перекладину, он подпер подбородок рукой и с тоской наблюдал за перемещавшейся завхозшей. Та деловито сновала по помещению, пропадая за занавесями и появляясь с очередной коробкой, после чего яростно пересчитывала ее содержимое, сверялась с записью в карточке и утаскивала коробку в складские недра. Юноша в униформе громко вздыхал, а роковая красавица бросала на него взгляды, полные злости и презрения.

Я понимала страдальца. Будь я парнем, тоже влюбилась бы до беспамятства в сей шедевр нереального совершенства и вздыхала бы еще громче и чаще, чем юноша.

Влюбленный, изнывавший напротив меня, имел невзрачную внешность. Увидишь его случайно и тут же забудешь. Бывают такие лица — пресные как вода, без изюминки в облике. Зато за молодого человека кричала униформа. Ярко-желтая с оранжевыми вставками, она делала его образ элегантным, придавая строгость и значимость. К погонам рубашки крепились маленькие значки с блестящими перекрещенными трубами. Такие же эмблемы имелись на каждой пуговице потрясающей солнечной униформы.

— Агнаил, по-моему, вам пора, — бросила завхозша, пробегая в очередной раз с очередной коробкой.

— Еще рано, — ответил он грустно, провожая её взглядом.

— А по-моему, самое время, — красавица бросила на печалящегося злой взгляд изумрудных глаз.

— Нет-нет, что вы, — начал оправдываться молодой человек. — Если что, меня сразу же потянет.

— Не сомневаюсь, — процедила завхозша и скрылась за занавесями.

Я начала заполнять формуляр, но писалось неудобно. Жутко мешало покалывание в среднем пальце, которым я, видимо, ударилась при выходе из темного коридора. Первая фаланга покраснела и припухла.

Юноша душераздирающе вздохнул, и очередной тоскливый вздох разъярил завхозшу. Она с грохотом поставила новую коробку на стол и принялась раздраженно перекладывать медицинские перчатки, для верности пересчитывая громким шепотом.

Коробка оказалась большой, кучка перчаток выросла размером с приличную горку. Завхозша путалась и несколько раз начинала счет заново, Агнаил внимательно следил за её манипуляциями. Время текло.

Наконец я вручила завхозше исписанные бланки. Проверив наличие подписей в соглашении и опросном листе, она заполнила долгожданную квитанцию о выделении мне койко-места в количестве 1 шт. в институтском интернат-общежитии. Взяв бумажку в руки, я с облегчением вздохнула.

— Пробьете квитанцию на выходе.

— Знаю, спасибо.

Внезапно юноша развернулся ко мне лицом и приобщился к содержательному диалогу:

— Ту булочку, что лежит в сумке, рекомендую съесть. Иначе на выходе вас задержит страж.

×
×