— На медицинском, — сказала я, покосившись на профессора. И ведь не покривила душой ни капельки! Жаль, в центрифуге меня не успели покрутить для полноты ощущений. Зато эту полноту вдоволь предоставил Мэл.

— Папена, стоит пойти на уступки, как ты тут же садишься на шею! — продолжал распаляться он, а потом снизил обороты наезда: — Погоди, на каком обследовании?

— Говорю же, что на медицинском.

Судя по лицу Альрика, он не возражал против моего оправдания.

— Ты где? — рявкнул Мелёшин. В трубке хлопнуло, уличные звуки стали тише, но по-прежнему были слышны. Я сразу же представила, как он садится в машину, остужая кипящие мозги свежим морозным воздухом из открытого окна.

— В институте, — выпалила в надежде по-быстрому расставить по телефону все точки над "и". — Я…

— Что произошло? Почему? Ты пострадала? — завалил меня вопросами Мэл, не позволяя и слова вставить. Шестеренки в его голове крутились с бешеной скоростью, в итоге подведя к логическому умозаключению: — Это Касторский, верно? Он покойник, — произнес зловеще Мелёшин под аккомпанемент визга выворачиваемых шин и отключился.

Что это было? — ошарашено вслушиваясь я в короткие телефонные гудки. А потом зазвонила телефонная громадина Альрика, занимавшая этажерку у окна, и теперь уже он принялся общаться со своей трубкой, правда, его собеседник на другом конце провода вел себя гораздо интеллигентнее, чем мой.

Пока мужчина разговаривал, я заново воткнула телефонный штепсель в розетку. Надо же довести дело, то есть зарядку, до конца.

Альрик положил трубку.

— Звонил Генрих Генрихович. Вашу вчерашнюю компанию нашли.

Это могла быть 26.1 глава

Альрик положил трубку.

— Вашу вчерашнюю компанию нашли. Звонил Генрих Генрихович, он будет здесь с минуты на минуту. Встречу его, а вас попрошу не хулиганить.

Обижаете.

Профессор явно повеселел, обрадовавшись новостям от Стопятнадцатого. А мне тоже начинать прыгать от радости или бежать за веревкой и мылом?

Дозвонившийся некстати Мелёшин привнес раздрай в мысли и спутал их. Если учесть, что почти сутки я не сообщала Мэлу о своих передвижениях да еще пропустила занятия, то его нервный срыв посреди городской улицы мог объясняться элементарным беспокойством и волнением. Но поскольку профессорские капли процедили мое спокойствие, отфильтровав эмоциональный осадок, то в действие вступила логика с предположением о том, что Мелёшина уело мое разгильдяйство по отношению к установленным им правилам, и значит, цирковую крыску ожидает наказание, которого свет еще не видывал. А набить физиономию Касторскому, не разобравшись, что к чему, — дело принципа, иначе честное Мелёшинское имя будут обхахатывать все, кому не лень.

Отодвинув Мэла с его воспитательными идеями на время в сторону, я принялась грызть ногти, маясь в ожидании декана и известий о Касторском. Наверняка, как и предполагал Альрик, компания старосты загулялась, запилась и задебоширилась, а теперь оклемалась и дала о себе знать. Получат ремня от родителей, проспятся, начнут вспоминать свои подвиги, и тогда всплывет мое имечко и подробности биографии.

Как ни странно, я готова была принять известие о разоблачении без паники, захлестывающей с ног до головы, без заламываний рук и драматических поз. Может, и к лучшему такая концовка висорической карьеры? Может быть, судьба давно уготовила мне неожиданное завершение подвигов в мире висоратов, отторгающем мою душеньку всеми правдами и неправдами?

Что ж, сыграем финальное туше с гордо поднятой головой. И ее же положим на плаху под отцову гильотину.

Стопятнадцатый, ворвавшийся в лабораторию, был неестественно оживлен. В отличие от него профессор выглядел спокойным и умиротворенным.

— Представляете, Альрик, едва зашли, и, не успев разбиться на группы, отыскали пропавших недалеко от горна. Пятнадцати минут не прошло, как спустились. Смотрим — светло, тепло, двигатели за стеной гудят, и три кулемы тут же сидят задницами на полу. Евстигнева Ромельевна приказала срочно разделиться. Сама прихватила Миарона и еще троих, чтобы обойти контур, а мы с Михаславом Алехандровичем обеспечили вызов скорой помощи, поставили в известность родителей и проконтролировали препровождение студентов в больницу. Вернее, Михаслав Алехандрович уехал с учащимися, а я забежал рассказать вам о состоянии дел и отправляюсь следом.

На декана напала необычайная словоохотливость, а мое сердце екало при каждой новой подробности. Оказывается, раздолбаев решили искать в институтских подвалах, и на их поиски отправилась вся институтская верхушка, даже Царица не побоялась. Смелая женщина. Еще бы! Папаша Касторского наверняка построил всех по струночке и велел прочесывать институт вдоль и поперек, пока сыночек не найдется.

— Зачем понадобилось вызывать медиков? — полюбопытствовал Альрик.

В самом деле, коли студентов нашли, что может быть прекрасней? Наверняка их отвезли в больницу с целью профилактики, а после обследования возвернут в объятия рыдающих от счастья родственников.

— Дело в том, что по первым признакам у всех троих в наличии контузия и видимые повреждения слуха, — сказал Стопятнадцатый, посмотрев многозначительно на профессора. — Отсутствует речь, способность узнавать, восприятие объективной реальности. Я бы сказал, что учащиеся ведут себя как младенцы. Они не смогли передвигаться собственными ногами, и их пришлось поднимать наверх на носилках.

— Хотите сказать, у всех троих наблюдаются одинаковые симптомы?

— Подробнее покажет обследование, но навскидку — да. Ни один из них не узнал меня, равно как и Михаслава Алехандровича. — Декан развернулся ко мне: — И простите меня, милочка, за грубость, но говоря об утере навыков, добавлю, что пострадавшие не контролируют стул и мочеиспускание.

Ясно, ребятки струхнули, да так, что обмочились. Я тоже насмерть перепугалась, когда в темном коридоре меня схватил за руку мохнатый Некто. Может быть, Касторский с друзьями повстречались с ним?

Однако Альрик не дал развиться внезапной идее, пришедшей мне в голову, направив ее по другому маршруту.

— Просматривается единственно возможный вариант событий, — обратился он к декану, медленно проговаривая слова. Хотя речь предназначалась Стопятнадцатому, складывалось впечатление, что она была приготовлена для меня. — У Касторского, Болотова и Крестовича был повод спуститься в институтские подвалы. Наиболее вероятные объяснения — спор на "слабо", бравада перед друзьями или желание сотворить какую-нибудь гадость. Что могут придумать молодые и уверенные в себе люди? Оказавшись внизу, они вряд ли бы заблудились в переплетении коридоров, потому что для ориентирования не составляет труда использовать простенькие заклинания. Стало быть, у студентов была определенная цель — попасть к горну, к таинственному и легендарному сооружению в институтских недрах. Ведь так, Генрих Генрихович? Я правильно мыслю?

— Да-да, — подтвердил декан, с пристальным вниманием слушая Альрика, а потом перехватил инициативу, продолжив объяснение: — Логично предположить, что по незнанию студенты попали в коридор для сброса избыточного давления, куда напрямую выходит часть раструбов горна. А это, представьте себе, переизбыток в несколько атмосфер при каждом звонке! Так что наличие контузии объяснимо, вполне объяснимо, — забормотал Стопятнадцатый и принялся расхаживать туда-сюда.

— Спуск в подвалы через коридоры официально запрещен. Рядом с каждым входом вывешены соответствующие таблички и знаки, — сменил декана Альрик. — Таким образом, сваливать вину на недоглядевший персонал не стоит, поскольку один из пунктов студенческого кодекса говорит: "Учащиеся несут персональную и полную ответственность за нарушение правил, установленных администрацией учебного заведения". Несомненно, при поступлении в институт студенты расписались в неукоснительном исполнении кодекса.

— Точно! — пробасил декан, подняв указательный палец. — Сегодня же дам указание отыскать в отделе кадров нужные карточки.

×
×